Книга Экслибрис - Росс Кинг

По некоторой оплошности или по намеренному упущению — эта запись не давала сведений об имени продавца. Но зато имя нового владельца — имя человека, купившего ее четыре месяца назад, — было четко написано карандашом. Именно повторная встреча с именем Генри Монбоддо, вкупе со всеми остальными сведениями, вывела мой ум из состояния отупения. Внимательно перечитав запись, я обнаружил, что этот Монбоддо заплатил за указанный фрагмент всего пятнадцать шиллингов — почти даром, подумал я, вспоминая настойчивые заверения Алетии о ценности манускрипта и ее готовность заплатить любую цену за его возвращение в коллекцию. Но я не сомневался, что это и был предмет моих поисков. Здесь не упоминалось наличие экслибриса, хотя такое упущение едва ли удивительно: вероятно, его убрал либо Пикванс, либо предыдущий владелец, который просто не хотел привлекать внимание к тому, что книга украдена из Понтифик-Холла.

И все-таки цена в пятнадцать шиллингов озадачила меня. Неужели ни Пикванс, ни анонимный владелец не знали ее истинной ценности? Я не мог представить себе, чтобы Пикванс продал книгу хоть на пенни меньше ее стоимости. И тогда я решил, что Алетия, должно быть, глубоко заблуждалась относительно ценности этого фрагмента. Наверное, цена в пятнадцать шиллингов не сильно отличалась от цен всех прочих книг, выставляемых Пиквансом на продажу.

Я не осмелился спросить господина Скиппера, что ему известно о Генри Монбоддо — все-таки Алетия настаивала на осторожности, — и ограничился тем, что, переписав для себя обнаруженную запись, закрыл том каталога и положил его к остальным. Спустя несколько минут я покинул контору Пикванса и отправился на прогулку по улицам Эльзаса легкой, едва ли не окрыленной походкой. Мне почти удалось разрубить этот гордиев узел, решил я. Осталось найти Генри Монбоддо, сделать ему щедрое предложение — воспользовавшись деньгами Алетии — и получить вознаграждение. Тогда я смогу покончить с этим делом раз и навсегда и вновь вернусь к своему тихому, сидячему образу жизни. Какой удачный денек, сказал я себе. Мне кажется, что я даже начал насвистывать какой-то мотивчик. Я был все в том же настроении — усталый, но довольный, — когда звуки шагов, доносившиеся из коридора, стали громче. Мне с трудом удалось подняться с кресла. Вошла леди Марчмонт.

Минут через десять я сидел за огромным обеденным столом, слушая извинения Алетии за ужасное состояние Пултени-хаус. Ее явление в дверях библиотеки Гораций, вероятно, назвал бы mentis gratissimus error, или «ложное, но сладчайшее видение». Невзирая на теплую погоду, наряд ее был точно таким же, как в Понтифик-Холле, все те же высокие, со шнуровкой кожаные ботинки и темная шляпка «кибиткой». Я уже решил было, что она, должно быть, совсем недавно купила Пултени-хаус, — отсюда и тематика объемистых томов на библиотечном столике. В конце концов, по нашим законам вдова есть «женщина одинокая», а не «находящаяся под покровительством». Она вправе покупать и продавать собственность и даже при желании подать иск в суд лорда-канцлера. Но на деле правильным оказалось мое первое предположение, поскольку, пока мы поднимались по лестнице в столовую, она сообщила, что Пултени-хаус принадлежит ее «соседу» (так она называла его), сэру Ричарду Оверстриту, который «любезно» предложил ей остановиться в его лондонском доме. Жить в Понтифик-Холле стало небезопасно, поэтому она на некоторое время переехала в Лондон: надолго ли, она не могла сказать. Однако, несмотря на опасности, нам с ней следовало встретиться, по ее мнению, для «обмена сведениями».

Понтифик-Холл стал небезопасен? Меня озадачило ее заявление. Что же там за опасности? Может быть, грунтовые воды подмыли фундамент? Или появилась какая-то более серьезная угроза?

— Разумеется, Пултени-хаус был необитаем почти десять лет, — говорила она сейчас, — и его едва ли назовешь вполне пригодным для жилья. Трубы в подземных ходах засорились или дали течь, поэтому у нас нет воды. К сожалению, он выглядит еще более плачевно и негостеприимно, чем Понтифик-Холл. — Она сдержанно улыбнулась, и ее быстрый взгляд в который уж раз скользнул по Агрипповой Magishe Werke, которую я все еще держал в руке. — Пожалуйста, господин Инчболд. — Она кивнула на обеденные блюда — дичь из оленьего заказника, принадлежавшего сэру Ричарду, — которые Бриджет только что подала на стол, — Может быть, приступим? Полагаю, нам есть о чем поговорить за столом.

Пламя свечей отплясывало свой магический танец, а я тем временем рассказывал ей все, что узнал за последние пару дней; вернее, почти все. Я сомневался, что мне следует раскрывать все карты. Я решил ничего не говорить о зашифрованном письме и о моих догадках, связанных с ним. Зато рассказал все о «Золотом роге», о странном аукционе и о докторе Пиквансе, а в заключение — о той огромной стопке каталогов, что я закончил просматривать всего пару часов назад. Однако я заметил, что упоминание имени Генри Монбоддо не вызвало у нее никакого недоумения. В это время мы приступили к десерту, сладкому пудингу. Помедлив немного, я спросил, известно ли ей это имя.

— Конечно, известно, — коротко ответила она и, погрузившись в продолжительное молчание, созерцала свое отражение в выпуклом боку серебряной супницы. Я видел отражения свечи — двух прекрасных огней — в ее расширенных зрачках. Наконец Алетия отложила ложку в сторону и, взяв салфетку, аккуратно приложила ее к губам. — В сущности, — проговорила она в конце концов, — Генри Монбоддо и является той причиной, по которой я пригласила вас сегодня в Пултени-хаус.

— Вот как?

— Да. — Она поднялась из-за стола, и я сделал то же самое — пожалуй, слишком поспешно. От вина у меня закружилась голова. — Пойдемте со мной, господин Инчболд. Я должна показать вам кое-что. Видите ли, я тоже сделала одно открытие, касающееся Генри Монбоддо.

Сначала меня провели по коридору, а затем через маленькую ротонду в спальню. Очевидно, сэр Ричард, по крайней мере, пытался обустроить эту часть Пултени-хаус для своей гостьи, поскольку стены были оклеены новыми обоями, а обстановка комнаты включала кровать с пологом на четырех столбиках, кресло и зеркало, чья покрытая бурыми пятнами поверхность показала мое причудливо укороченное и горбатое отражение, когда я остановился на пороге. Рядом с кроватью на полу стояла дорожная сумка, из которой высовывались небрежно уложенные наряды. Я торчал в дверях, как столб, как деревянный индеец из табачной лавки.

— Пожалуйста, господин Инчболд. — Показав на кресло, она склонилась над дорожной сумкой. Окно было открыто, и я уловил мягкий шорох бархатных штор. — Не желаете ли присесть?

Я направился к креслу и смотрел с тревогой и настороженностью, как она роется в своем сундуке, сначала пробираясь через слой одежды — перед моим взором промелькнули женские сорочки и блузы, сминавшиеся от ее прикосновений, — а затем добравшись до более глубоких отложений. Наконец, найдя искомое, она протянула мне извлеченную на свет Божий пачку бумаг.

— Очередная опись, — пояснила она, присаживаясь на край кровати.

— Такая же, как на Понтифик-Холл? — Мне хорошо запомнился тот документ: шесть удивительных страниц, и на каждой — подписи четырех советников графства.

— Не совсем такая же. Эта составлялась почти на тридцать лет позже. Она включает только книги, как видите. Каталог библиотеки Понтифик-Холла в тысяча шестьсот пятьдесят первом году.