Книга Бесы в погонах - Михаил Серегин

– А почему вам так рано вставать? – как бы невзначай поинтересовалась попадья.

– В гости к нужному человеку заехать надо, – почти правду сказал священник.

– Не рановато ли для гостей?

– Работа у человека такая, только ночью застать и можно.

Ольга вздохнула, повесила его одежду в огромный шкаф и прилегла рядом.

– Миша, – с тоской в голосе спросила она. – Когда мы с тобой как нормальные люди заживем? Нет, я в тебя верю, знаю: ты обязательно что-нибудь придумаешь, бог тебя хранит, но если бы ты знал, как я устала!

Отец Василий бережно прижал жену к себе и нежно расцеловал в глазки.

– Знаешь, Оленька, если бы я знал, к чему все это приведет, честно говорю: я бы Саньку тогда прямо с крыльца спустил! А так… я ведь, когда вся эта канитель началась, что думал? Обычное семейное дело…

* * *

Отец Василий открыл глаза ровно в три пятнадцать утра. И не сразу сообразил, где он: огромное окно, необычное ощущение упругости и одновременно мягкости под спиной. Пару секунд он приходил в себя, а потом встал и стремительно, как в армии, оделся.

– Уже на службу? – спросонья поинтересовалась жена. – Подожди, я тебе оладушков испеку…

– Спи, Олюшка, спи, – улыбнулся священник. – Сегодня оладушки отменяются.

Попадья подскочила и испуганно вытаращила глаза: впервые за три года замужества ее супруг отказался от оладий. Огляделась и все поняла.

– А дома все-таки лучше, – вздохнула она и принялась одеваться.

– Не надо, – остановил ее священник. – Не провожай.

– А кто окно за вами закроет? – резонно возразила жена.

Отец Василий на миг задумался и кивнул – она была, как всегда, права.

* * *

Когда они спустились вниз, в раздевалку, Андрей Макарович, Санька и все семейство Якубовых было уже на ногах. Женщины принялись было что-то готовить, но и Санька, и Макарыч дружно отказались.

– Мужик, когда голодный, он злее! – раскатисто гоготнул Макарыч. – А нам это сейчас никак не помешает!

Женщины испуганно переглянулись. Этой странной логики они понять не могли. Ни Роман Григорьевич, ни тем более Сереженька никогда из дома голодными не выходили.

Чтобы не сидеть без дела, пока Якубовы перекусывают, бывшие рубоповцы и отец Василий сходили в мастерскую и отыскали там моток тонкого тросика, обрубили зубилом пару кусков, нашли две здоровенные гайки, видимо, оставшиеся после монтажа тренажеров, и два подходящих обрезка труб. Что их ждет впереди, никто конкретно не знал, и хотелось быть готовым к любому повороту событий. А потом все пятеро, один за другим, выбрались через полуподвальное окошко наружу, дождались, когда женщины закроют за ними решетку и окно, и прошли к спрятанной за кустами шиповника машине.

Вокруг царила прекрасная летняя ночь, такая теплая, такая мягкая, такая нежная, что даже и не верилось, что где-то прямо в этот миг совершаются леденящие душу злодеяния, пьяные разборки, убийства и грабежи. Но все обстояло именно так, и, положа руку на сердце, одно из таких, не слишком добрых дел собирались совершить и они.

Отец Василий завел микроавтобус, и через полчаса, промчавшись по пустынным ночным улочкам Усть-Кудеяра, они въехали в Нахаловку и остановились у двухэтажного, покосившегося от времени и черного от сырости барака.

– Это здесь, – негромко произнес Пасюк. – Окно на втором этаже видите?

Священник выглянул. И впрямь, на втором этаже светилось желтым электрическим светом одинокое окошко.

– Шнобель здесь, – сказал Макарыч. – У бабы своей откисает. Здесь и брать будем.

Он повернулся назад и ткнул пальцем в Романа Григорьевича.

– Ты, Рома, оставайся здесь. На крайний случай, если Шнобель выпрыгнет в окно, бей вот этим. – Он протянул оторопевшему Якубову обрезок трубы. – Если сопли жевать не будешь, успеешь, а там и мы спустимся.

– А… это… как же я… – неуверенно начал Роман, и священник еще раз убедился, что Якубов-старший вовсе не тот, кем пытается себя изобразить…

– Не дрейфь, Рома, – похлопал его по плечу Макарыч. – Я же сказал, что это на крайний случай, – он повернулся к младшему. – А ты, Сережа, с нами пойдешь, но сразу не входи, пока я не позову, на площадочке постоишь. Просек?

Якубов-младший неохотно кивнул: будь его воля, он вообще никуда бы не входил. Тихонько открыв дверь, они один за другим вышли из машины и скользнули в темный, пропахший мочевиной и кошачьими фекалиями подъезд.

* * *

Прогнившая деревянная лестница отчаянно скрипела, отцу Василию и Макарычу, как самым тяжелым, приходилось изо всех сил напрягаться и ставить ступни поближе к стене, чтобы сильно не скрипеть. И все равно бесшумно подойти к двери не удалось.

Макарыч легонько тронул разбитую, светящуюся многочисленными дырами в районе замка дверь. Она не открылась, но шатнулась. И тогда Макарыч удовлетворенно хмыкнул и, отойдя на пару шагов, без разбега ударил в дверь своей тяжелой ногой.

Дверь вылетела сразу вся, вместе с замком и обеими петлями, и с грохотом рухнула на пол. Макарыч рванул вперед, а отец Василий и Санька, мешая друг другу, за ним. Они пробежали ярко освещенную желтым электрическим светом, грязную и порядком обшарпанную кухню, миновали почти пустой, если не считать заляпанного, продавленного дивана и покосившегося стола, зал, и все трое дружно завалили в темноту спальни. Макарыч пошарил по стене рукой и щелкнул выключателем.

Голубки лежали в постельке. Женщина хотела завизжать, но Макарыч приложил палец к губам, и она, с отчаянием глянув на лежащего рядом с ней Шнобеля, передумала. Санька прошел к постели, рывком сорвал одеяло, потом, глянув на раздетую женщину, откинул одеяло к ней и потрепал Шнобеля по щекам.

Им сразу стало ясно, почему женщина не завизжала. В этом районе рассчитывать на помощь соседей не приходилось, а Шнобель был никакой. Он был настолько пьяным, что не реагировал ни на свет, ни на звук, ни даже на пощечины.

– И че с ним делать? – повернулся к Макарычу Санька.

– Забирай, – махнул рукой тот. – На природе протрезвим.

Санька подхватил тощего, голого, татуированного с головы до ног Шнобеля, легко перекинул его через плечо, и все дружно протопали в коридор, прохрустели по выбитой двери и, прихватив с собой притомившегося Сережу, проскрипели по расшатанным ступенькам вниз.

* * *

Они вывезли его в огромный усть-кудеярский овраг и начали работу. Санька и Макарыч окунали Шнобеля в огромную, поросшую камышом лужу, опять-таки били по щекам, подвешивали вниз головой, но все было бесполезно. Уголовник время от времени открывал глаза и даже икал, но это было единственное, на что он оказался способен.

– Будем ждать, – хмуро повернулся к товарищам Пасюк. – Я другого выхода не вижу.