Книга Суровые времена - Глен Кук

Госпожа поинтересовалась вслух, чего Ревун мог добиваться, атакуя аванпосты. Лебедь выпалил то же самое, что говорил Бадья:

– Хочет перебить людей из Черного Отряда. Это очевидно.

– Иси, что ты скажешь?

– Могаба не желает связываться ни с кем, кроме как с ровней, – отвечал один из наров. – И Длиннотень таких убирает, чтобы легче управлять Могабиной одержимостью. А может, просто докучает нам, вызывая на решающую битву.

Князь кивнул каким-то своим размышлениям. Теперь и он глядел на Госпожу с той же искоркой в глазах.

Может, это и есть роковая привлекательность зла?

– Возможно, он хочет выманить Костоправа на передний край.

Сколько же раз за столетия жизни своей Госпожа стояла вот так, готовая истреблять врага огнем и мечом?

– Штаб-квартиру нужно переместить ближе к полю боя, – заговорила она. – Иначе связь будет крайне замедлена. Лебедь, подай ту карту.

Лебедь сдернул нужную карту с доски, заваленной магическими параферналиями. Осторожность его показывала, что в этих вещах он ничего не понимает и не желает понимать впредь.

На карте были изображены земли дальнего юга. Громадное белое пятно обозначало Зиндай-Куш, пустыню. Снизу от пустыни было обозначено другое белое пятно, надписанное: «Океан».

От Зиндай-Куша к востоку, сворачивая затем на север, тянулись горы, чаще всего упоминающиеся, как Данда-Преш. По мере приближения к таглиосским землям горы, служившие их естественной восточной границей, становились все выше и круче. Местные названия хребта менялись очень часто. К востоку от Зиндай-Куша горы считались непроходимыми полностью, за исключением перевала близ Чарандапраша.

Тенелов и Вершина лежали по ту сторону гор. Армия Могабы, словно пробка, затыкала дорогу на юг. Среди солдат, когда офицеры не слышат, уж черт знает сколько времени ходят слухи о том, как нас расколошматят, если сунемся прорываться через Могабу.

Снаружи, видимо, раздался шум, так как Лебедь бросился к окну.

– Гонец, – объявил он.

Я не мог слышать, что происходило за стенами зала, и, даже выглянув в окно, не увидел ничего, кроме сплошной серости. Странно.

Госпожа отпихнула Лебедя локтем.

– Добрыми новости быть не могут. Тащи его сюда, пока не наболтал лишнего.

Лебедь вернулся быстро.

– Не так уж они плохи, – сообщил он. – Похоже, громадная толпа шадаритских и веднаитских фанатиков пустилась в погоню за Ножом и имела несчастье изловить его.

Что? Какие же это новости? Я об этом знаю, и Длиннотень тоже… Ну конечно! У Госпожи нет под рукой Копченого или горластого дружка с ковром-самолетом. Да и я-то об этом узнал лишь недавно. Просто – далеко тогда был, потому и кажется, что давно.

– Что ты там лопочешь?

– Нож истребил больше пяти тысяч этих суеверных олухов, гнавшихся за ним, дабы покарать за преступления против веры.

Нож был весьма суров по отношению к храмам и жрецам, когда мог себе это позволить.

Такое отношение к религии тоже сыграло немалую роль в его бегстве. Он нажил себе уйму кровных врагов в лице всего таглиосского жречества еще до того, как рассорился со Стариком. Весь благочестивый люд счел его выпадение из фавора благословением небес.

Я понимал, что жрецы втайне только и ждут, когда же ангелы ниспошлют им удобный случай для расправы с нами.

– Пять тысяч?

– Может, и больше. Может, и все семь.

– Предоставленных самим себе? Как это могло произойти?

Ни правящей фамилии, ни нам отнюдь не нравились большие группы вооруженных людей, шатающиеся вокруг и борющиеся со злом во имя добра через нашу голову.

– Вон. Все – вон. Вернетесь через два часа.

Едва оставшись в одиночестве, Госпожа негромко пробормотала:

– Треклятый Костоправ… – С этими словами она сгребла со стола магические принадлежности. – Совсем из ума выжил…

Я понял, что нам с Копченым нужно чертовски сосредоточиться. Если погружаешься в себя, время несется мимо. Фрагменты всего происходившего со мной поступали беспорядочно, и я уже отчаялся сложить их в единую картину.

Понимание этого и последовавший за ним ужас вернули меня туда, откуда я наблюдал, когда нечаянно отвлекся. Казалось, прошло несколько часов.

Но Госпожа все так же ворчала на Старика:

– Что на него нашло? Как мог он поверить этим слухам?

Она был зла. С помощью какого-то волшебного шара она взглянула на поле завершившейся битвы, и результаты резни расстроили ее еще больше.

– Проклятый глупец!

То было крупнейшее поражение таглиосской армии со времен Деджагора.

Из какого-то потайного ящика стола она достала кусок черной ткани. Я, несмотря на то, что внимательно читал ее Анналы, удивился. То был шелковый румель Душилы одного из высших посвящений. Она начала упражняться с несущим смерть шарфом.

Может быть, это помогало ей успокоиться. Расстраивалась она и оттого, что ей чего-то недоставало. Обычно рядом с ней всегда был капитан…

Это тебе только намек, дамочка, подумал я. В следующий раз он вообще всех изничтожит.

Шарф в ее руках так и мелькал. Здорово. Интересно, есть здесь какая-нибудь связь с Киной?

Может, именно возможность такой связи и пугала Костоправа?

Не просто же так они зовутся Обманниками…

Успокоившись, она послала за своими штабистами. Как только те собрались, она сказала:

– После битвы остались выжившие. Некоторые до сих пор там, хоронят погибших. Изловите-ка мне парочку.

53

Ни Костоправ, ни Одноглазый так и не пришли в потайную палату. Даже Радиша не возвращалась пытать пленника. И разбудить меня было некому.

Вернулся я едва ли осознанно; наверное, просто тело призвало назад. Отсутствовал я долго. Куда дольше субъективного моего времени, проведенного в отлучке. Должно быть, путь в прошлое дальше, чем кажется.

Желудок даже и не урчал – ревом ревел. Но запеченные булыжники матушки Готы кончились.

Душила снова сбросил с себя простыню и теперь смотрел на меня громадными глазами. Похоже, он тут занимался чем-то не тем.

Присмотревшись, я увидал, что он ухитрился высвободить одну руку.

– Подлый ты тип…

Я сделал долгий глоток из кувшина и снова привязал его. Стоит ли снова рискнуть поискать дорогу в этом лабиринте, дабы добраться до убийственной стряпни матушки Готы? Или остаться и еще поглядеть мир глазами Копченого, пока не явится помощь?

– Воды…

– Нет уж, извини, брат. Пока не скажешь, что там твои приятели сотворить удумали…