Книга Импровизация на тему убийства - Яна Розова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь в подвал вдруг скрипнула. Мы обернулись. На пороге стояла Зюзя, державшая в руке самый настоящий факел.
– Надо это сжечь… – пробормотала она.
– Бабушка? – сказал Митька, обращаясь то ли к Зюзе, то ли ко мне.
Экс-теща не отреагировала на голос внука. Я вспомнила, что однажды она уже сожгла дом, забыв про Митьку. Сейчас она готова была повторить свой «подвиг».
– Стойте! – крикнула я и чуть не потеряла от боли сознание. – Митька… Митька, отбери у нее факел! Она же нас сожжет!
Митька вскочил на ноги, и тут прямо перед его носом пролетел огненный шар. Если бы Митька был готов к броску Зюзи, он даже смог бы поймать факел, но он не был готов. Слезы застилали его глаза.
Факел приземлился в подушки дивана, стоявшего в самом центре мебельного завала. Доставать его уже не было смысла – языки пламени запылали на пропитанном бензином велюре и понеслись в разные стороны.
Митька рванулся к двери подвала, но Зюзя предусмотрительно захлопнула ее еще до того, как парень добежал до лестницы. Я тоже поползла в сторону выхода. Как-то сразу стало жарко и запахло гарью. Мой пасынок, крепкий с виду подросток, бился с запертой дверью.
– Митька… ищи лом…
– Я поищу. – Он уже сбежал со ступенек и стал метаться по негорящей части подвала. Он искал что-нибудь подходящее для взлома тяжелейшей двери из массива дуба. Провались пропадом это великолепное итальянское качество!
– Я тут жил последнее время, – говорил Митька, роясь в разных коробках. – Сегодня днем увидел, что ты привезла Зюзю. Я так обрадовался, что не убил тебя. Только все думал, кто был с тем парнем? Ждал тебя, хотел поговорить и, придурок, заснул. Проснулся и увидел, что тут все бензином полито. Бабушка, видно, совсем у нас спятила! Черт, нет ничего подходящего! Как мы выберемся?
– Как же Зюзя тебя не увидела?
– Ну, я всегда ложился подальше, чтобы случайно меня папа не нашел.
Становилось очень жарко. Я вспомнила о газовом отопительном котле. Он находился в пристройке снаружи дома. Дверь в пристройку была не так далеко – слева от меня, метрах в четырех. И даже проход к ней был свободен. Ник пожертвовал под котельную гараж, иначе котел пришлось бы размещать на первом этаже, а Сухарев опасался держать взрывоопасное оборудование внутри дома. Тем не менее разгоревшийся пожар так или иначе перекинется в котельную и – ага!
Неожиданно за спиной раздался звук, который означал только одно: огонь распространился уже на половину подвала. Вспыхнули кресла, затлели кухонные табуретки, новый бильярдный стол, ожидавший обустройства бильярдной на первом этаже, картонные ящики с посудой, какие-то старые чемоданы, деревянная стремянка, оставшаяся со времен ремонта. Уже не просто тянуло гарью, дым заполнял немалое подвальное помещение.
– Митька, надо продвигаться в сторону котельной. Нам повезло, что горит только правая сторона подвала.
Покашливая, Митька бросил поиски и стал поднимать мое безвольное тело. Я постанывала, старалась поменьше вдыхать, а побольше выдыхать. В горле першило, кашель пробивался из легких, но если бы я позволила ему вырваться – мой череп треснул бы.
Эти четыре метра мне показались долгой мучительной дорогой через преисподнюю. Если мне теперь суждено попасть в ад, то я ничему бы там не удивилась. Ну, может быть, только самим чертям…
О том, что дверь в котельную может быть закрыта, я старалась даже не думать. Митька осторожно положил меня на левый бок, уцепился за ручку двери, толкнул ее раз, два и…
Прошло пять лет. Моя жизнь изменилась, изменилась и я. Теперь все мое время занимал комплекс «Джаз», а все мысли – Ник. Ник и Митька, конечно.
Мы с ним, с Митькой, остались теперь вдвоем. В последнюю секунду перед взрывом пасынку удалось вытащить меня из горящего подвала, но дом Сухарева сгорел, похоронив под своими стенами бедную сумасшедшую Зюзю. Газовый котел все-таки рванул, а мы с Митькой получили несколько приличных ожогов, но это было дело поправимое.
Сейчас мы с Митькой живем в моей квартире, точнее, ночуем там, а большую часть времени проводим в «Джазе».
Я жду возвращения Ника из тюрьмы. Осталось два года. Сухарев держится отлично, даже пытается заботиться о нас из-за решетки. Правда, ему не о чем волноваться – «Джаз» процветает. Не только и не столько благодаря мне. Два обстоятельства помогли нашему развлекательному учреждению выжить: поддержка Сидорыча и любопытство людей к чужим неприятностям.
Надо признаться, первые недели после ареста Сухарева в ресторане творилось непонятно что. Пряник никак не мог прийти в себя после смерти жены, шеф-повар сбежал, официантки целыми днями сплетничали между собой и забывали о клиентах.
Пока я лежала в больнице, а потом мучительно долго поправлялась дома, комплекс пустел и разваливался на глазах. Когда я немного поправилась и пришла в ресторан в первый раз – просто обалдела. Меня встретили пустые залы и клозетное амбре такой концентрации, что щипало глаза. Я поднялась в кабинет Пряника, которому было наказано следить за хозяйством. Он валялся на диване в окружении водочных бутылок. На стекле журнального столика белел какой-то порошок. Будить Пряника не имело смысла. Недолго думая я позвала Сидорыча.
Примерно месяц, если не больше, мы «лечили» ресторан. От туалетов до бухгалтерии. Кое-что из имущества было украдено – посуда, светильники, диваны из лаундж-зоны… Кухню растащили до последней сковородки. Сотрудники разбежались, документы пропали.
Обо всем, что произошло с «Джазом», рассказывать Нику я не стала. Описала только, как после небольшого ремонта мы открыли ресторан и еле смогли обслужить всех желающих поужинать. И не только поужинать, если честно. Народ буквально толпился у ресторана, сплоченный единым желанием: узнать подробности скандала с убийством. В тот вечер и в последовавшие за ним несколько недель я из последних сил делала хорошую мину при плохой игре. Митьку и Витальевну я тоже заставила присутствовать. Витальевна, конечно, спряталась за широкую спину своего друга Сидорыча, а вот Митьке прятаться было не за кем.
Я исполняла роль администратора, а пасынка держала рядом – для помощи и с тайной целью наказать. Пусть смотрит в глаза друзьям Ника, пусть послушает, что они говорят. И он смотрел и слушал.
А послушать было что. Хлынув в народ и распространившись в потоках грязной болтовни, моя история о гибели необыкновенного парня превратилась в легенду о ревнивом любовнике Кристины Пряничниковой. Об Игоре вообще почти не вспоминали. Его друзья в рестораны не ходили, а родители всегда держались от «нашей» тусовки подальше. Здесь о нем помнила только я.
Зато всем остальным участникам событий досталось. Мы с Пряником, как и все обманутые супруги, на пару выглядели идиотами. О Кристине говорили плохо, игнорируя древнее правило говорить о покойниках либо хорошо, либо никак. Я и сама не была в восторге от мадам Пряник, но ведь Кристина не была чудовищем. Однако теперь ей припоминались и гулянки, и закидоны, и невоспитанность, и многое другое.