Книга Мертвый сезон в агентстве «Глория» - Фридрих Незнанский

— Да нет, — отмахнулся Григорий Степанович. — Штиль мне все уши прожужжал о вас, познакомить хотел, да все как-то не получалось. Все какие-то дела-делишки… Видел я вас лет пять-шесть назад. Может быть, и больше. Но где, при каких обстоятельствах, ума не приложу! Не напомните?

Алексей помолчал, обдумывая, напоминать ли собеседнику их давнюю встречу или промолчать, но, взвесив все «за» и «против» и решив, что лучше уж напомнит он, нежели какой-то доброхот, ответил:

— Вы ошиблись на два года. Наша мимолетная встреча произошла восемь лет назад в станционном ресторанчике далекого сибирского поселка под названием…

— Стоп! — воскликнул Григорий Петрович. — Вспомнил! Слава Япончик!

— В ресторанчике поздравлял вас с досрочным освобождением не только Япончик. Людей было много, — сказал Алексей.

— Но именно Слава предложил мне пожать вашу руку. Вашу, не чью-то другую! Не вы ли, Алексей Петрович, постарались тогда с моим досрочным освобождением?

— Вероятно, вы не преминули спросить об этом Иванькова?

— Он уклонился от ответа.

— Да, Слава умел и умеет молчать, — отдал должное крупнейшему воровскому авторитету Кротов.

Григорий Степанович долго смотрел в спокойные глаза Алексея, вздохнул:

— Вы тоже умеете молчать… Кто вы, Алексей Петрович?

— По натуре?

— Хотя бы.

— Игрок.

— В каком смысле?

— В любом.

— Карты, казино, бега, бильярд?

— И это было. Бывает и теперь. Но гораздо реже. Как бы выразиться поточнее. Я игрок по жизни.

— Тоже профессия, — задумчиво ответил Григорий Степанович. — Но очень рискованная. Не играете ли вы и теперь, со мной?

— С вами теперь я пью коньяк. Поверьте, это немало.

— Ценю людей, имеющих собственное достоинство… Игрок по жизни! Отлично!

— У меня создается такое впечатление, что вы в чем-то меня подозреваете. И в чем-то нехорошем.

— Мне не составит труда навести о вас справки.

— Ничего не получится! — улыбнулся Алексей. — Вам наврут с три короба кому это выгодно или же промолчат, как в свое время промолчал и Слава Япончик. Я исполнительный директор фирмы «Феникс». И это истинная правда. А если что-то вам во мне не нравится, спрашивайте — отвечу.

— Вы владеете иностранными языками?

— Английским и французским.

— МГИМО?

— Юридический и археологический.

— Археологический-то вам на кой сдался? — удивился Коновалов.

— Не скажите, — с воодушевлением возразил Алексей. — Археология удивительная наука! Слыхали о Генрихе Шлимане?

— Вел раскопки в Трое. Золото Шлимана! Оно, между прочим, у нас, в питерских подвалах!

— Видел. И даже щупал.

— Вот бы и мне пощупать! — рассмеялся Григорий Степанович.

— Можно устроить.

— В самом деле?

— Вы нерядовой человек. Депутат Госдумы! Ваша благотворительная деятельность известна всей России!

— Валяйте, валяйте, — усмехнулся Коновалов. — Вы что, газет не читаете, телевизор не смотрите? Я для России в первую очередь миллиардер, глава криминальной империи, вор и преступник!

Алексей с видимым любопытством и даже уважением посмотрел на Коновалова:

— В вашей биографии, Григорий Степанович, ни о чем таком не сказано. А сказано, что вы окончили философский факультет МГУ, были несправедливо осуждены за политические убеждения и теперь занимаете пост генерального директора строительной фирмы.

— Вы интересовались моей биографией?

— Почему бы и не поинтересоваться кандидатом в депутаты Госдумы человеку, проживающему в округе, где вы баллотировались? — вопросом на вопрос ответил Алексей. — Я ваш избиратель, Григорий Степанович.

— И как голосовали? За меня или против?

— За вас.

— По-моему, вы вообще не голосовали, — с иронией сказал Коновалов.

— Я законопослушный гражданин. Голосовал. И именно за вас.

— Почему именно за меня?

— Не вы, а я не забыл давнишней нашей встречи в ресторанчике станции Решоты Красноярского края.

— Тогда я ваш двойной должник, Алексей Петрович… Ваше здоровье!

— Ваше!

Некоторое время они молчали, занятые закуской, потом Коновалов отложил вилку, пригляделся к Алексею.

— А вы постарели, — отметил он.

— Да и вы не помолодели!

— Шестой десяток повалил. Не шутка!

— Слышал, что вы родились в лагере? — спросил Алексей.

— В Норильске. Лагерь номер семь. Медвежья гора. Мой отец, командарм второго ранга Степан Гаврилович Коновалов, был расстрелян. Мать пожалели, отправили в ссылку. Она была беременна мною.

— Таите обиду?

— Нет. И никогда не таил. Мне позволили учиться, закончить высшее учебное заведение, дали работу по специальности… Вам известно, за что я сидел? — задал неожиданный вопрос Григорий Степанович.

— Известно, — не стал скрывать Кротов.

— За что?

— За деятельность, несовместимую с интересами государства. Под вашей рукой, Григорий Степанович, находились теневые предприятия, выпускавшие трикотаж.

— В те времена дела такого рода находились в компетенции органов безопасности, — прозрачно намекнул Коновалов.

— Совершенно верно.

— Выходит, вы тоже каким-то боком соприкасались с органами?

— Почему каким-то? — даже несколько обиделся Алексей. — Я бывший майор КГБ.

— Теперь понятно, почему ваша фирма под «крышей» ФСБ, — усмехнулся Григорий Степанович.

— Да, в фирме много бывших офицеров госбезопасности. Жить-то надо!

— Надо, — согласился Коновалов. — И лучше жить хорошо. А еще лучше богато!

— Я стараюсь следовать этому принципу.

— Вы не подумайте, Алексей Петрович, что меня смутило ваше признание…

— Какое признание? — хмуро перебил Кротов.

— О том, что вы были майором госбезопасности…

— Это не признание. Констатация факта. И потом. Разве мало крупных предпринимателей, вышедших из органов? Я могу назвать по крайней мере десяток!

— Не стоит. Они мне известны. Мне любопытно другое… С одной стороны — органы, с другой — Слава Япончик. Не странно ли?

— Вероятно, вы хороший философ, не знаю, но в деле госбезопасности, совершеннейший профан, — грубо ответил Алексей.

Григорий Степанович удивленно уставился на собеседника, по его лицу пробежала тень, казалось, что и он вот-вот сорвется. Но Коновалов негромко рассмеялся, приподнял бокал: