Книга Банда 7 - Виктор Пронин

— Вода? — подсказал Пафнутьев.

— Вода во дворе. А тут подворачивается хмырь Величковский. Он не настаивает, нет, все проще. Весело смеется, открывает шампанское, играет золотой печаткой... Вы заметили, что эти самые печатки обожают, ну просто обожают люди определенного пошиба?

— Какого пошиба?

— Невысокого. Придурки в основном.

— Ну, так уж и придурки, — засомневался Пафнутьев.

— Ладно, Павел Николаевич, ладно. У кого-нибудь из ваших друзей, знакомых, сослуживцев есть золотая печатка, носит кто-нибудь из них эту золотую бородавку на пальце?

— Вроде нет...

— Так вот этот хмырь... Сидит, закинув ногу на ногу, сверкает золотыми своими зубами, поигрывает блестящей туфелькой... И говорит... В чем дело, девочки? Вперед! Жизнь коротка! Хватит вам в этой деревне грязь месить! Хорошие бабки светят! И что делать? Я дрогнула. И другие дрогнули. Если хотите знать, еще полдюжины девочек ждут не дождутся, когда приедет наконец Величковский и заберет их в город. И у них начнется жизнь рисковая, но сытая. Может быть, этот хмырь думает, что соблазняет нас красивой жизнью? Ничуть. Кормежкой соблазняет. И это... Ваш вопрос — за что могли убить... Мы ведь девочки почти деревенские, выросли в гордости... Каждая из нас может взорваться, каждая! В любую секунду! И никто не предскажет, отчего именно! А взорвется — ничто не остановит, ни от чего не убережет! Ничто!

— И до смертоубийства? — ужаснулся Пафнутьев.

— Ха! — пренебрежительно ответила Оля, и Пафнутьев понял — смертоубийство ничуть ее не смущает, не трогает, не остановит.

— Ну что ж, ну что ж, — пробормотал Пафнутьев, слегка озадаченный подобным откровением.

— Вы меня не поняли, Павел Николаевич, — сказала Оля. — Дело в том, что когда человек взрывается, у него больше шансов погибнуть самому, чем нанести вред кому-то другому. Я же говорю — взрывается. Почти в прямом смысле слова.

— Думаете, девочки взорвались?

— Наверняка. Они были подругами еще со школы... В одном классе учились. Сочинения писали о Наташе Ростовой, что-то трепетное из Тургенева, о сновидениях Веры Павловны... Отписались. Мне бы хотелось, конечно, чтобы убийцу нашли и покарали, но я ничего сказать не могу... Я не знала даже, что они мертвы. Ведь живем мы здесь, если можно так выразиться... Разрозненно.

— Надежду Шевчук нашли в квартире Юшковой...

— Надежду нашли у Юшковой? А что она там делала?

— Лежала.

— Нет, я в том смысле, что нечего ей там делать! Я не уверена даже, что они были знакомы. А Таю где нашли? Там же?

— Нет, в другом месте. Возле мусорных ящиков.

— Кошмар какой-то, — Оля закрыла лицо руками.

— Надежда Шевчук была беременна, — сказал Пафнутьев, стараясь произнести это как можно спокойнее.

— Да-а-а? Сколько месяцев?

— Не меньше трех. Между тремя и четырьмя. Так примерно.

— Понятно, — кивнула Оля с таким видом, будто ей открылось нечто важное.

— Что вам стало понятно? — спросил Пафнутьев.

— А то, — и Оля потянулась за новой сигаретой.

Этого у Пафнутьева отнять было нельзя — он умел разговаривать с людьми. И умение заключалось в том, что он стремился слушать, а не говорить. Не делал вид, что слушает, а слушал, что встречается в нашей жизни не столь уж часто, ребята, не столь. Вот сказала Оля одно словечко со странным выражением, и Пафнутьев тут же стал в охотничью стойку, как это делает хороший породистый пес, натасканный на дичь. Он сразу заподозрил, что в этом ее «понятно», произнесенном врастяжку, что-то таится и надо вернуться назад, чтобы вызвать у Оли то же состояние, чтобы захотелось ей произнести то же словечко, а заодно и все, что за ним стоит.

— Да, три-четыре месяца было ребеночку... Даже пол определили... Мальчик должен был родиться.

— Понятно, — повторила Оля, но уже простым, будничным голосом, в котором не было той тайны, которую так остро почувствовал Пафнутьев минуту назад.

— Что-то ты вспомнила, что-то на ум пришло, а, Оля? Поделись.

— Да так, ничего особенного... Маленькие житейские подробности. И ничего больше.

— Если в мире и есть что-нибудь стоящее, так это маленькие житейские подробности, — сказал Пафнутьев.

— Вы говорите, мальчик... Знали мы про этого мальчика, знали. Темненький был? Светленький?

— А это имеет значение? — растерянно протянул Пафнутьев.

— Нет, не в Италии Надежда подзалетела. Здесь. Поэтому я и спросила.

— Она была в Италии? — удивился Пафнутьев. — Уже в этом году?

— Три раза.

— Это точно?!

— Точней не бывает. Потому что и я тоже была в Италии три раза. Вместе с Надеждой. И с другими девочками. Кстати, Тая, которую вы нашли возле мусорных ящиков, тоже была с нами. Нас было много, почти половина автобуса.

— Что же вы там делали? — спросил Пафнутьев изумленно.

— Работали.

— Успешно?

— Нормально.

— Как же вам удалось?!

— Пахомова, туристическая фирма «Роксана». А у Надежды ребеночек... Думаю, он возник не случайно. Ожидаемый был мальчик.

— Не в мальчике ли дело? — предположил Пафнутьев.

— Очень даже может быть. Надежда так относилась к ребенку, что вполне могла...

— Что могла? — быстро спросил Пафнутьев, пока мысль Оли не скользнула в сторону.

— Взорваться. Вы, Павел Николаевич, никогда не взрываетесь?

— Обычно это происходит незаметно для постороннего взгляда. Но я знаю одного человека, который именно сейчас находится во взорванном состоянии. И готов немедленно взорвать все, что угодно, все, что под руку подвернется.

— Баба? — проницательно спросила Оля.

— Он не баба, он мужик. Но причина его состояния... Да, тут ты права, баба.

— Бывает, — на этот раз в голосе Оли прозвучало резанувшее Пафнутьева безразличие, если не сказать удовлетворенность — кому-то тоже плохо, кто-то тоже бьется в истерике, значит, в своих бедах она не одинока. Это была своеобразная защита, и Пафнутьев подавил в себе обиду.

— Италия! — громко и резковато сказал он. — Давай, Оля, раскрутим Италию. Поскольку уж мы вышли на международные отношения. Как я понимаю, идет речь о Северной Италии?

— Да, почти на границе с Францией.

— Вы своими заботами охватывали и Францию?

— Монако, Монте-Карло посещали, а что касается Франции, то только самую южную ее часть... Ницца, окрестности.

— Туда добирались самолетом?

— Да, чартерный рейс.

— Римини?