Книга Ангард! - Наталья Андреева

Когда он вернулся в комнату, Барышев с удивлением спросил:

– Что случилось?

– Ты не помнишь, при обыске квартиры Рощина нашли ключи?

– Там много чего нашли.

– А на какой машине он ездил?

– На «ауди».

– Тогда понятно. Не придали значения. В Кубке должны лежать ключи. Разумеется, если они там и были, все подумали, что это ключи от машины Евгения Рощина. Но это были ключи от машины Самарина. От «форда».

– И что?

– А то. Надо проверить, есть ли они там.

– Думаешь, если их там нет, то кто-то воспользовался машиной Самарина? Так?

– Именно. Завтра утром ты поедешь к следователю и выяснишь это. Нам надо войти в квартиру Евгения Рощина и проверить, что лежит в Кубке. И лежит ли что-нибудь вообще. Я же поеду к тренеру. К Аркадию Ивановичу. Мы встретимся с тобой в полдень. Думаю, что успею. Старики встают рано. Встретимся у ЗАГСа. И поедем к Рощину.

– Чего? Где встретимся?

– У ЗАГСа. Разве ты забыл?

– Мужчины, вы что, собрались с нами разводиться? – переглянулись Аня с Сашей.

– Ни в коем случае! – замахал руками Алексей. – Лучше вас никого нет! Серега, ты все понял?

– Нет. Ничего не понял.

– Но сделать то, что я прошу, сможешь?

– Сделать смогу, – сердито сказал Барышев.

– Это главное.

Когда дети улеглись спать, Алексей включил ночник и взял «Трех мушкетеров». Покосился на жену Александру, которая к тому моменту уже сладко заснула. Узнает, вот будет смеху! Она же преподаватель литературы! На старости лет муж взялся за «Трех мушкетеров», все ее проповеди псу под хвост. Книгу эту он тайком стащил у сына Сережки.

Читал, представляя Портоса с лицом Петра Волового и Рощина в роли д’Артаньяна. Самарин, конечно, не Атос, да и Белкин далеко не святой, чтобы метить в кардиналы. Но что-то в этом есть.

Вот так все начиналось. С дружбы. А потом пошел дележ. Когда время идет, а жизнь твоя не устраивается так, как ты того хочешь, наступает момент решительных действий. И время предавать лучших друзей. Девиз «один за всех» меняется на «каждый за себя». Дюма тоже это понял. Потому что двадцать лет спустя его герои встали по разные стороны баррикады. Так кто с кем объединился? Рощин с Белкиным, Самарин с Воловым?

Надо понять.

Во сне он видел Евгения Рощина со шпагой в руке. Рощин оседал на ковер, рубашка его была в крови, а лицо удивленное. Мол, от тебя я этого никак не ожидал!

Так неужели все-таки Белкин?

Глава восьмая

Атака в отступлении

На следующий день он встал рано. Кроме адреса Аркадия Ивановича Маргарита Лепаш написала и его домашний телефон. Предусмотрительная женщина. Алексей недолго раздумывал, прежде чем позвонить. Нет, не рано. Восемь утра. В полдень они с Серегой Барышевым должны встретиться у ЗАГСа. Как звучит! Начало романса! Встретиться у ЗАГСа… Только рифму на слово «ЗАГС» подобрать трудно. Прикидывал так и этак, но в голову лезла только такса. Почему такса? За прошедшие выходные он видел левретку, стриженного под пуделя кота, овчарку и бультерьера. «Встретиться у ЗАГСа, где дежурит такса…» Тьфу ты, черт! Та мымра, которая вчера отправила их с Серегой восвояси, и в самом деле похожа на таксу. Длинная, узкая и злая. Какая чушь лезет в голову, подумать только! Хорошо, что мысли никто не слышит. Иначе окружающий мир был бы похож на дурдом. Люди только притворяются нормальными. А когда сил притворяться уже нет, выпускают сидящего внутри демона. И в зависимости от обстоятельств тот пожирает либо хозяина, либо его смертельного врага. С этим делом надо покончить сегодня же. Такие убийства либо раскрываются по горячим следам, либо не раскрываются вообще. Слишком уж много роковых совпадений. И мало доказательств.

Он набрал номер. Вскоре в трубке раздался старческий голос:

– Я вас слушаю.

– Аркадий Иванович, доброе утро. Я вас не разбудил?

– Нет, я встаю рано. А кто это?

– Мне дала ваш номер Маргарита Лепаш.

– Ах, Риточка! – обрадовался старик. – Замечательная девочка!

Разумеется, она все еще была для него девочкой. По-прежнему юная и прекрасная Рита Лепаш.

– Я хотел бы поговорить с вами о четверке шпажистов, ваших учеников, которая лет двадцать назад выиграла первенство города среди юношей. Вы помните, Аркадий Иванович?

– Разве такое можно забыть, молодой человек?

– Так я могу приехать?

– Приезжайте, – сказал старик после небольшой паузы.

Алексей перевел дух. Полдела сделано!

– Тогда до встречи, Аркадий Иванович.

…Он ехал к старому тренеру и волновался. Восемьдесят лет – возраст преклонный. Ясная ли у него память? Хорошо ли Аркадий Иванович помнит особенности своих учеников?

Старый тренер жил на втором этаже. Лифтом пользоваться не пришлось. Когда Алексей позвонил в дверь, в прихожей раздались характерные шаркающие шаги. Но вид у Аркадия Ивановича, открывшего ему дверь, был бодрый. Старый тренер оказался очень высок ростом. Худой, костистый, даже придавленный к земле преклонными годами, он все равно был чуть ли не на голову выше Алексея. Руки у Аркадия Ивановича были сухие, длинные, с огромными жилистыми кистями. Старик приветливо сказал:

– Проходите. Не имею чести знать вашего имени-отчества…

– Леонидов Алексей Алексеевич. Показать вам мои документы?

– Зачем же? – усмехнулся Аркадий Иванович. – Рекомендация Риточки Лепаш лучше всяких документов. Замечательная девочка! Замечательная…

Старик запер дверь и пригласил гостя:

– В комнату проходите. В большую.

Квартира у него была хорошая, двухкомнатная. Окинув стены оценивающим взглядом, Алексей понял, что ремонт сделан недавно. И мебель добротная. Везде чувствовалась заботливая рука. И рука молодая.

– Ученики меня не забывают, – с гордостью сказал Аркадий Иванович. – И сын. Он живет в Америке. Далековато, но… Таков был его выбор! Тут уж ничего не поделаешь. Но звонит раз в месяц, справляется о здоровье. Внуков вижу редко, а правнука не видел никогда. Жаль. Я бы воспитал из него фехтовальщика.

Как и предполагал Алексей, зал в квартире старого тренера был залом боевой славы. На стенах висели фотографии, грамоты, на полке в шкафу стояли и лежали добытые в боях трофеи. Кубки, медали…

– А вот медалей европейских и мировых чемпионатов у меня нет, – с сожалением сказал старый тренер. – Да вы присаживайтесь… Алексей Алексеевич? – сказал он, опускаясь в глубокое, надежное кресло.

Леонидов задержался у одной из стен и указал на черно-белую фотографию: