Книга Нечаянный поцелуй - Сара Беннет

– Болдессар, вероятно, считает, что я все улажу в своих собственных интересах. Своими угрозами они могут держать меня в узде всю мою оставшуюся жизнь. Дергать, как марионетку, за веревочки. – Генрих покачал головой, гоня прочь эти кошмарные мысли. – Да, король будет недоволен, если узнает, что Болдессар взял Дженову в жены против ее воли. С другой стороны, он может не увидеть большого смысла в том, чтобы поднимать скандал, когда дело сделано, тем более если Болдессар убедит его, что Дженова довольна своим положением. Возможно, он не поверит, но если по его возвращении домой возникнут другие, более важные дела, требующие его внимания, способные привести к падению его царствования… – Генрих пожал плечами. – Не исключено, что королю придется подавлять мятеж, и у него не будет времени разбираться с Болдессаром.

– Что ж, это вполне возможно.

– Этого не случится, Рейнард, – спокойно произнес Генрих, и его голубые глаза стали еще голубее. – Я не допущу, что бы ни болтали Болдессар и его священник. Я не оставлю Ганлингорн беззащитным.

Рейнард кивнул, и в черноте его глаз проблеснула искра радостного предвкушения, смешанного с восторгом. Генрих про себя улыбнулся, подумав, что Рейнард любит драться.

– Когда ты снова встречаешься с леди Роной? – спросил Генрих.

– Через два дня в «Черном псе».

– Постарайся узнать у нее, кто этот священник. Его настоящее имя, имя Жан-Поль мне ни о чем не говорит. И почему он объединился с Болдессаром, чтобы меня погубить. Он явно кто-то из Шато-де-Нюи. Я в этом уверен. Но кто?

– Замок Ночи, звучит угрожающе, – заметил Рейнард.

– Это всего лишь название, Рейнард. Имена не способны причинять вред.

Зато люди способны, с тоской подумал Генрих.

– А что мне сказать Роне, милорд? Она будет ждать от меня информации.

Генрих задумался.

– Скажи, что я собираюсь возвращаться в Лондон. Пусть радуется, что ее отец одержал победу. Тогда она станет еще откровеннее с тобой.

– Я выполню вашу просьбу. Вы объясните леди Дженове суть происходящего?

Генрих надеялся самостоятельно выпутаться из создавшегося положения и разрешить проблему до того, как Дженове станет что-либо известно.

– Предоставь леди Дженову мне, Рейнард.

– Как пожелаете, лорд Генрих.

Рейнард ушел, оставив Генриха наедине с холодным, мрачным океаном. Щурясь от колючего соленого ветра, он окинул взглядом горизонт. Да поможет им Бог разрешить все в ближайшее время и спасти Дженову. А также сохранить его тайну.

Он закрыл глаза и представил ее. Ее спокойную красоту в большом зале и неистовую красоту в его объятиях. Генрих недавно обнаружил, если не видит ее достаточно часто, то в его груди открывается зияющая пустота. Возникает чувство потери.

Дженова смотрела на него как-то по-особому, менялось даже выражение ее лица. Дженова считала его красивым, сильным, благородным, доверяла ему, считалась с его мнением. Это придавало ему силы. Только теперь он это понял. Ее отношение к нему составляло смысл его жизни.

Если ей станет известно его прошлое, она отвернется от него. Генрих в этом не сомневался. И прогонит. Генрих представлял себе, как изменится при этом выражение ее лица, сколько презрения будет в ее взгляде. С другой стороны, если он сейчас уедет, то подвергнет ее смертельной опасности. Кто его враг? Кто этот священник без лица? Генрих не знал, но перебирал в памяти имена людей, подходящих на эту роль. Однако все они, как он полагал, уже мертвы. Этот монстр, Тару. Мог ли это быть он? Или кто-либо другой. Их лица скрывала мгла прошлого, воспоминания о них были стерты из памяти, чтобы Генрих мог жить дальше. Слишком велик был груз, и, чтобы вернуться к нормальному существованию, ему пришлось предать прошлое забвению. Порой он верил, что и впрямь забыл, когда не вспоминал о прошлом сутками или неделями.

Он оказался более стойким, чем думал. Более стойким, чем его друг Сури.

Мышь.

Генрих тормошил память, но она не поддавалась, жесткая и проржавевшая, как кольчуга без смазки. Из скрипучих темных углов его памяти выскользнула фигура Сури с его бледным, узким лицом, острым носом, падающими на лоб прядями каштановых волос и глазами, искрящимися радостью. Сури, Мышь, его единственный друг в мире, где жизнь твоя зависела от исполнения немыслимых вещей. Но Сури умер вместе с Тару в ту ночь, когда пожар уничтожил Шато-де-Нюи. Сровнял все с землей и превратил в пепел, унеся с собой крики и печали всех, кто там обитал, и души тех, кого держали там в неволе.

Насколько Генрих знал, он был единственным, кто спасся.

Кто же тогда?

Генрих сжал кулаки. Он должен выяснить. Не только для Дженовы, но и для себя. Иначе он сойдет с ума.

Генрих не хотел с ней расставаться еще до того, как на него свалилась эта напасть. Он предпочел бы остаться с ней в Ганлингорне. Жизнь в Лондоне не шла ни в какое сравнение с жизнью в Ганлингорне. Он притворялся, что это не так. Но теперь маскарад близился к концу. Его дом здесь. Здесь его семья. Здесь он оставил свое сердце.

Его враг узнал об этом раньше, чем сам Генрих, и решил его погубить.

Глава 16

Дженова стояла в своей кладовой среди трав и порошков. Тишина была бальзамом для ее разбитого сердца. Она попросила Генри остаться с ней, но он отказался. Потом нежно обнимал и целовал ее слезы, пока она плакала, но своего решения не изменил.

Ей нужно забыться, смирить свою душу и жить дальше. Со своей болью.

Дженова судорожно вздохнула, отгоняя прочь печаль, и поступила так, как обычно поступала, когда чувствовала грусть или тоску. В такие минуты она вспоминала тот или иной эпизод из прошлого. Стародавнее время, когда жила в Нормандии и они с Генри были особенно близки. Он был поразительно красивым мальчиком с голубыми глазами, идеально правильными чертами лица и улыбкой, уже тогда хитрой и лукавой.

Воспоминания вызвали у Дженовы улыбку. Он спросил ее как-то, целовалась ли она уже, и она ответила, что нет. Немного стеснительно и кокетливо. Генрих взял ее за руку – пальцы у него были теплые и сильные, – и они пошли гулять по лугам, бесстрашно отгоняя пчел, собиравших цветочный нектар.

Спустя какое-то время он ее поцеловал. Нежно и осторожно, невинно. Они долго лежали в траве и целовались. Дженова до сих пор помнила синее небо над головой с плывущими белыми облаками. Даже теперь, закрывая глаза, она явственно чувствовала запах тех цветов, и вкус его губ на своих, и прикосновения его рук к ее невинному девичьему телу.

Когда они вернулись в замок, мать рассердилась. Она пристально вглядывалась в них, словно надеялась отыскать следы совершенного греха. Ее недоверие расстроило и обидело Дженову, но больше уязвило то, что мать не понимала всей важности и особенности таких моментов. Разве это грех – обниматься с мальчиком, которого любишь, и который любит тебя?