Книга Гавайская петля - Сергей Зверев

В какой-то точке он свернул налево, помчался краем извилистого оврага, перелезал через сучковатые раздвоенные стволы, висящие над пропастью, снова бежал, лез. Критически разглядывал практически рухнувшее на овраг деревце, обхватил его, стал карабкаться. Ствол прогибался, рогатые жуки упоительно грызли кожу на его руках, он хватался за ветки, забрасывал ноги на ствол, поступательно подавался вперед. Спрыгнул на той стороне, задыхаясь, стал рубить ствол, чтобы отрезать пусть теоретическую, но возможность до него добраться. Бросился в гущу глянцевой листвы.

Полностью выжатый, он лежал на крохотной поляне, смотрел, как ветер растаскивает облака над головой, как появляется солнце, грозя истребительным полуденным зноем. Желтые метелки на больших цветоножках склонялись над «отдыхающим». Мысли лениво ворочались под черепом. Курить еще рано – следует отдышаться. Неплохо бы что-нибудь поесть. Если вилла сенатора располагалась на южной оконечности Патикая, то двигаться следует на север – на другую оконечность острова. Патикай – второй после Хавы крупный остров архипелага. Он не должен быть исключительным владением сенатора и его дружка Крэйга. Здесь могут быть деревни, рыбацкие поселки, просто обязаны проживать люди, не связанные с бандитами Крэйга и не питающие к ним особой привязанности. А север он сможет найти – невелика наука. Солнце в данный исторический момент примерно на юге…

И снова мысли кувыркались в прошлое. Будет чем заняться на пенсии. Трактат напишет по конспирологии – «науке», изучающей влияние на ход мировой истории разных закулисных проходимцев. А уж этих проходимцев он повидал на своем веку… Звенья логической цепочки плохо стыковались. Сенатор Стэнхилл на крючке у Ордена. Вернее, он колеблется, не может принять историческое решение. Требуется срочное «хирургическое» вмешательство. И тогда он возлюбит своего потенциального противника. И падут последние бастионы между льготными траншами и снятием санкций с «Росгаза». ЦРУ обретает информацию об этих планах, но сенатор не любит ЦРУ, и некоторые силы препятствуют доведению до сенатора коварных планов Ордена. В действие вступают «ангажированные» Левиц и Горгулин. То, что в кознях Ордена ключевое значение уделяется «мастеровитому» Вердису, становится для них откровением. И скорым путем в могилу. С этим ясно. А что же нужно «Бастиону»? Устранить всех. Сенатора Стэнхилла, банкира, генерала, судью, помощника по избирательной кампании, Вердиса, наймита Ордена, которым почему-то оказалась Сьюзан Эмерсон… В сущности, занятно. В памяти всплыла старая голливудская лента «Коварный план Сьюзан». Зачем это нужно «Бастиону»? Непонятно. А хочешь узнать об этом подробнее, придется пройти еще парочку кругов ада. Ордынкина и Кошкина по-человечески жалко. Нормальные парни, откуда им знать, что в головах установки, обязанные сработать в определенной ситуации? Стертый фрагмент памяти, «раздражитель» на нужное событие. Человек – НЕ ЕГО ПОВЕДЕНИЕ. Могло не прокатить, но прокатило. Памятный эпизод в особняке сенатора, окрашенный в траурные тона. «А вот ТЕПЕРЬ мы, кажется, должны позвонить…» Именно ТЕПЕРЬ, когда известен человек Ордена – кем бы он ни оказался. А что их начальник Шандырин? Кукловод, дергающий за ниточки? Или над Шандыриным обустроился еще некто? Спасибо, Диночка. Как она тогда сказала? «Долго я в Москве не проработала, но успела обзавестись полезными связями среди приличных людей… Почему ты решил, что мы были единственными порядочными людьми в «Бастионе»?» Он дернулся – а ведь она не знает о Шандырине! – схватился по привычке за телефон. С досадой опустил обратно. Не позвонишь, как ни пыжься. Вот и получается, что на Гавайях ты сыграл не в пользу Ордена, не в пользу Левица с Горгулиным (темная им память), а исключительно в пользу бывших коллег. То есть вел себя как полный и категоричный зомби, хотя и оставался в собственном уме. Или ты считал, что остаешься в собственном уме? Кошкин и Ордынкин тоже так считали…

И зачем этот тарарам потребовался «Бастиону»? Перебить кучу влиятельных американских деятелей – это не деревню с ваххабитами взорвать. Последствия – ужасные. Для кого? А кто узнает, что это сделал «Бастион»? Вскроется личность Туманова? Мол, этот парень много лет самозабвенно трудился на «Бастион»? Так это в прошлом, дорогие господа сенаторы и конгрессмены. Орден перекупил Туманова. Пять месяцев назад. И предъявят убедительные (а главное, не фальсифицированные) доказательства, что роль Туманова в отстранении от президентства Немчинова – любимца Соединенных Штатов и прочих светочей демократии – переоценить невозможно.

Он рыл землю от негодования. Славно отыгрался «Бастион». Оттого и не стреляли по нему Ордынкин и Кошкин. Пусть хватает служба безопасности живого наймита Ордена. А застрелят – не беда, подбросим доказательства, что он был жуткой и одиозной личностью.

А ведь только ОН сможет объяснить, что было в действительности…

Кому он это будет объяснять? Соседу по братской могиле?

Белые пятна в рассуждениях оставались. Время вспомнить о себе – не очень любимом, но другого нет. Когда идентифицируют его личность? Спросят у Темницкого? А что о нем расскажет Темницкий? Даже имени настоящего не знает. В присутствии бизнесмена помощники Туманова ни разу не обращались к нему по имени-отчеству. Парни мертвы, а мертвых трудно разговорить. Обшарят гостиницы в Барабоа, поработают по приметам? Обязательно. Подключат полицию? Не без этого. «Снова этот тип!» – воскликнет Рональд Мури – бравый коп. Закроют аэропорты, шипованную ленту перебросят через океан…

А он еще на Патикае, и вокруг – такие непонятки…

Туманов завяз в этих джунглях, как мошка в паутине. Как удобно, что на Гавайях нет ни змей, ни крокодилов, ни прочей хищной нечисти. Но с избытком всего остального, что и полагается в джунглях. Он стряхивал с себя каких-то причудливых насекомых, отмахивался от гнуса, штурмующего открытые участки тела, вздрагивал, когда с ветвей слетали птицы с ярким оперением и дурными голосами. Какое-то время Павел двигался вдоль оврага, наблюдая за солнцем. Снова пришлось переправляться – иначе он просто не попал бы на север. Рубил дорогу в зарослях, задыхался. Желание бросить все к чертовой матери было невыносимым – лечь, уснуть, а там посмотрим. Но позволял себе лишь кратковременный отдых, переводил дыхание и снова рвался в бой. День пронесся, как товарный состав. Опомнился, когда нагрянули сумерки. Ну что ж, основную задачу он, кажется, выполнил – оторвался от погони. Туманов ломал ветки, таскал охапки папоротника – спешил соорудить себе убежище до полной темноты. Смастерил подобие детского шалаша, забрался в него, завернулся в пальмовые листья, забылся нервным сном.

Наутро, весь покусанный, с головой, исполненной всей болью мира, пытался сделать несколько физических упражнений, куда-то брел, путаясь в лианах, свисающих с деревьев. Наткнулся на ползучее растение с чашеобразными листьями, заполненными росой, жадно выпил, облил голову. Вспомнил, что в желудке больше суток не было ничего похожего на еду, и эта мысль скрутила желудок. Первая же птица, спорхнувшая с ветки, стала жертвой его мачете. Он обдирал с нее перья, а она дрожала, издавала какие-то звуки. Кровь текла по рукам – он не смог съесть ее сырой. Вышел из того возраста. Затошнило, начались спазмы. Туманов сделал костерок, насадил тушку на зеленую ветку, стал держать над костром, угрюмо глядя, как она обугливается, глотая слюнки. Потом проглотил невкусное жесткое мясо, пахнущее «химией» и испражнениями.