Книга Настоящий Спасатель 4. Назад в СССР - Адам Хлебов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самое неприятное в его поведении и отношении к подчиненным военнослужащим было то, что он старался как можно сильнее пропесочить или оскорбить матросов, пользуясь своей офицерской властью и зная, что ему не могут ответить.
Мне казалось, что когда он приходил, то в нем просыпался садист и сатана. Каких только он фокусов не выкидывал.
Выворачивал вещи матросов из рюкзаков, шмонал тумбочки и вываливал из них все на пол, в попытке найти что-нибудь запрещенное.
Найдя в них какую-нибудь малейшую ерунду, заставлял отчитываться, скидывал постиранную и высыхающую одежду в сушилке в одну кучу, устраивал бардак в каптерке, если ему что-нибудь не нравилось.
Из-за малейшего огреха устраивал скандалы и муштровал матроса так, что мог довести их до ручки. Очень часто заставлял дежурных перемывать полы
А докапываться он умел. Любимым его «развлечением» был матросский ремень.
Обычно все начиналось так. Увидит,к примеру, Няня, что у матроса ремень на животе буквально чуть ослаблен, подойдет, подёргает за пряжку ремня с неприятной ухмылкой и язвительно спросит:
— Что, товарищ матрос, старослужащим решили себя почувствовать? Ремень уже на самих яйцах носим? Возомнили себя суперменом? А хохо вам не хуху?
И при этом Няня напускал на себя исключительную важность, начинал разглаживать себе усы одной рукой, а второй поправлять свой собственный ремень.
Все это означало, что он потихоньку закипает и вскоре перейдет на истеричный крик.
Даже если матрос брал вину на себя и отвечал, что так мол и так, виноват, товарищ майор, это никак делу не помогало.
Замполит ничего слышать не хотел и повторял вопрос:
— Я вас, товарищ матрос, еще раз спрашиваю, — вы старослужащим себя почувствовали?
Матрос снова, мол, никак нет, товарищ майор. И тут выражение на лице Няни постепенно начинала меняться от ехидной улыбочки до звериного оскала.
Он просовывал руку, хватал за ремень и начинал так интенсивно трясти взад-вперед свою жертву, словно желал чтобы из матроса выскочил его дух.
— А это что, матрос? Ответьте мне! Я вас спрашиваю? Что это?
Няня постепенно «слетал с резьбы». Его голос повышался и с каждой секундой становится все громче. Все это заканчивалось воплями.
Из его разъяренной пасти начинали истограться мелкие капли слюны вместе с истерическим криком и обещаниями ужасных кар.
Порой его голос был слышен в самых отдаленных уголках ученой части.
— Я вам, товарищ матрос, устрою веселенькую жизнь, можете не сомневаться в этом ни секунды. Запомните меня на всю свою жизнь, до демобилизации точно! Научу вас Родину любить, выполнять Устав, и носить затянутые ремни!
Он багровел, как вареная свекла
— Вы будете бесконечно сидеть в нарядах по отдраиванию «очков» и вы у меня попляшете, если я хоть одну каплю не отмытого дерьма найду!
Он обещал еще массу «приятных» нарядов с «отличными» и незабываемыми сюрпризами.
На матрасов в нашей учебке такое обращение действовало безотказно и угнетающе. После такой взбучки парни неделю приходили в себя, а уж ремень впоследствии затягивали до такой степени, что еле могли дышать.
Один из матросов даже планировал сбежать из части, так достал его замполит своими придирками.
Это был один из немногих случаев, когда сержанты были едины с матросами нашей учебки.
Вот тут сержантский состав четко сработал, услышал от его товарищей о планах.
С матрасом переговорили успокоили, помогли понять, что побег это почти стопроцентный дисбат, со всеми вытекающими. Лучше потерпеть оставшиеся полтора месяца, чем сидеть.
Поддерживали его и помогли справиться с давлением со стороны замполита. Хотя он доставал его каждый раз, когда тот ему попадался.
Вот такой был урод, этот наш Няня.
Коломойский был «раскаявшийся грешник», бывший алкоголик, хотя говорят, что бывших не бывает, которому запретили пить и врачи и командование и жена.
Которая уходила от него дважды и обещавшая н секунды не медлить если он выпьет спиртное еще хоть раз.
Очевидно по этому Няня был очень злым, и любые трезвые матросы и сержанты ему активно не нравились. Впрочем даже не желаю думать о том, что будет, если ему попадуться в руки выпившие подчиненные.
При командире части он вел себя ниже травы, тише воды. В присутствии Нечипорука Няня казался его тенью.
Когда полковник был чем-то недоволен, то, не стесняясь, орал и на замполита.
Тот совсем сжимался, становился маленьким, красным и горбатым. Он втягивал голову в плечи и суетливо подрывался с места, стараясь выполнить поручения руководства бегом.
Но зато в отсутствие Нечипорука, он чувствовал себя на территории, если не королем, то хозяином точно.
Няня считал себя первым парнем на деревне, ступал важно, горделиво, окидывая часть презрительным взглядом.
Особенно замполит любил пользоваться властью, когда заступал дежурным по части. В отсутствие самого командира части дежурный исполняет его обязанности и наделен такими же полномочиями.
Он казался майором, который все время примеряет на себе погоны полковника — командира части.
По его мнению, он еще не Бог, но уже архангел. Он сам так про себя говорил. Не очень понятно как такие высказывания вязались с его обязанностями по воспитанию коммунистической морали среди матросов и сержантов.
Во время дежурства замполит обладал безграничной властью. Ведь дежурный по части имеет право командовать любыми дежурными офицерами, пусть они даже старше тебя по званию.
Он имел право зайти любую роту и устроить там проверку. Иногда делал это по два раза.
Еще мог поднять всю учебную часть по тревоге. После отмены мог с пару десятков раз устроить матросам сначала «Отбой», а потом естественно «Подъем».
Все потому, что ему казалось, что в кубриках ведутся внеуставные разговоры после двадцати двух часов.
Потом он ходил кошмарить караулы чтобы найти нарушения воинской дисциплины и Устава караульной службы, чтобы потом внести в журнал проверок.
Он любил хвастать тем, что портит личное дело негодяям и проходимцам, которым не место в Военно-Морском Флоте и Армии.
А еще ему можно было арестовать не понравившегося ему матроса и посадить его на гауптвахту. Он почти никогда не упускал такой возможности.
За сутки, что он проводил в должности дежурного по части, доставал весь состав учебной части, донимая всех своими проверками и придирками.
Многие офицеры за глаза тоже называли его Няней, а в глаза при удобном случае намеренно искажали его фамилию обращались не иначе как «товарищ Кало-мойский»
Я, как и все остальные, Няню презирал, но старался держаться подальше — разные весовые категории. Но и мне
