Книга Побег в Тоскану - Кэт Деверо

Если хотите узнать что-нибудь еще – скажите. Мы попробуем помочь, даже если Чекко не пожелает.

– Ну…

Мне хочется спросить про женщину, которую я видела на кладбище, – ту, что приводила в порядок могилу Акилле. Но я вспоминаю смятение, выразившееся у нее на лице, когда она меня увидела, вспоминаю, что ей явно хотелось побыть на кладбище в одиночестве, и ни о чем не спрашиваю. Может быть, она не больше Стеллы хочет, чтобы ее обнаружили.

– Нет. Вы мне очень помогли.

Потом разговор идет по накатанной колее. Я в молчании допиваю спритц, слушая, как старики добродушно ехидничают, подтрунивают друг над другом, обмениваясь необидными колкостями. Вскоре Вито откланивается и уходит домой ужинать, а за ним и Этторе, с усилием поднявшись на ноги, прощается со всеми. Кармело, пожав всем руки и расцеловавшись в щеку, направляется в бар, к Тото, и на площади остаемся только мы с Чекко.

– Пора и мне, – говорю я. – Спасибо за рассказ. Рада была познакомиться.

Чекко хмуро отзывается:

– Ну рада так рада.

Я улыбаюсь ему и начинаю собираться. Время идет к половине седьмого, и если я не стану задерживаться, то успею на следующий поезд до Флоренции. Но как только я встаю и поднимаю руку, чтобы помахать Тото на прощанье, Чекко произносит:

– Подождите. Мне надо вам кое-что рассказать.

Ладно, решаю я. Уеду на том, что пойдет попозже.

23

Тори

– Так что он хотел тебе рассказать?

Марко толчет – пестиком? в ступке? в общем, в специальной штуке для дробления специй – перец для pici cacio e pepe. Запах перца щекочет мне ноздри. Скрученная вручную паста, похожая на толстых крахмалистых червяков, готовится погрузиться в подсоленную воду, сыр пекорино уже натерт, на конфорке медленно накаляется сковорода с толстым дном. Вряд ли моей крошечной кухне выпадала честь стать свидетелем подобного действа в последние несколько… наверное, она вообще такого никогда не видела. Во всяком случае, с тех пор, как я сюда вселилась.

– Ну, справедливости ради, он знает про себя, что он мрачный тип, и хотел объясниться, – начинаю я. – Как выяснилось, в его истории подробностей чуть больше, чем он готов был изложить на публике. Он никогда не любил Акилле, но попробуй сказать подобное в Ромитуццо.

– Хм. А что он имеет против Акилле? Его неприязнь как-то связана со Стеллой и ухажером его сестры?

– Нет, дело не в этом. Не только в этом. Помнишь, я говорила, что его старший брат Сандро близко дружил с Энцо Сальялло?

– Штурманом?

– Да. Оказалось, что Энцо скорее член его семьи. Во время войны Энцо осиротел, а мать Чекко как раз потеряла сына, своего первенца Томмазо. Томмазо призвали в сороковом году, он погиб в Северной Африке. И когда Энцо остался сиротой, мать Чекко взяла его к себе.

– Какая добрая женщина. – Марко всыпает щепоть перца в сковородку и начинает накалять его. Я обеспокоенно оглядываюсь на детектор дыма и продолжаю:

– Думаю, так было лучше для всех. Но Рафаэлле – так звали мать Энцо – к тому времени многое пришлось пережить. Война отняла у нее одного из сыновей, а после войны дочь осталась с разбитым сердцем. Энцо тоже немало рисковал, он же был бойцом Сопротивления. Так что, сам понимаешь, больше боли и страха она не хотела. Когда Энцо всерьез увлекся гонками на мотоциклах, ей это сильно не понравилось, а еще меньше ей понравилось, когда он начал участвовать в уличных гонках как штурман Акилле. Запретить Энцо участвовать в гонках она не могла, хотя, думаю, пыталась, поэтому жила в вечном страхе, что он плохо кончит. Когда Акилле заключил контракт с Пьерфранческо Леньи и отбыл во Флоренцию, она, наверное, решила, что опасность миновала.

– Бедная Рафаэлла. – Марко качает головой. Одной рукой он помешивает перец, а другой умудряется сливать воду с пасты. Попробуй я проделать что-нибудь подобное, дело кончилось бы «скорой помощью». – Ну-ну. Хватит меня рассматривать, заканчивай рассказ. Пять минут – и они готовы.

– Акилле, значит, вернулся в Ромитуццо на «Коппа Вальдана» и захотел, чтобы Энцо в последний раз проехал с ним штурманом. Рафаэлла чуть с ума не сошла. Она договорилась до того, что выставит Энцо из дому, если тому хотя бы мысль в голову придет сесть в одну машину с «этим сатаной». «Он тебя угробит, – сказала она. – Ему же на всех наплевать». Но тут Сандро объявил, что если Энцо не сядет штурманом, то его место займет он сам, и Рафаэлла сдалась. Из Энцо штурман был куда надежнее. В итоге Энцо участвовал в заезде, и Акилле действительно чуть его не угробил.

– У него была на то причина.

– Я так и сказала – вернее, подумала. Но, по-моему, Чекко считает несколько иначе. Он полагает, что о девочке следовало позаботиться раньше, поскольку ее родители хотели посмотреть, как знаменитый Акилле Инфуриати носится как сумасшедший по опасным дорогам. С ним трудно не согласиться.

Марко ставит передо мной тарелку пичи – сливочного оттенка, блестящих, присыпанных перцем.

– Просто волшебство какое-то. Как ты это делаешь? Когда я берусь готовить макароны с сыром, они превращаются в обойный клей, а губку после мытья только выбросить.

– Водой из-под пасты надо распорядиться правильно. – Марко вручает мне вилку: – Buon appetito.

Мы едим пичи в дружеском молчании. Наконец Марко говорит:

– Как ты думаешь, у тебя получится вставить в книгу историю Чекко?

Я подбираю с тарелки соус кусочком хлеба. В Италии это не считается дурным тоном.

– Он сказал – пожалуйста. Точнее, он сказал, что ему насрать, напишу я про него или нет, но он не против того, чтобы «слегка стравить воздух из этого раздутого культа личности».

– Прямо так и сказал?

– Ага. Я записала на телефон. Хотя, если честно, все поняла, только когда пару раз прослушала.

– У этого Чекко прекрасный слог, – замечает Марко. – Наверное, не помешало бы представить и другую точку зрения.

– Я тоже начинаю склоняться к этому. Вот, посмотри. – Я придвигаю к себе планшет и открываю галерею. – Я сфотографировала все хоть сколько-нибудь важные документы, которые мы нашли. Письма от Акилле, письма об Акилле, некрологи, репортажи с гонок, вырезки из газет. И в первый раз столкнулась с чем-то еще, кроме стопроцентной беспримесной героики. По-моему, если кто-то считает Акилле слегка мудаком, это делает его более человечным.

– А это куда? – Марко указывает взглядом на две архивные коробки, аккуратно поставленные одна на другую возле дивана.

– Отошлю Чарли. Пусть разбирается как хочет.

Марко присвистывает:

– Сурово.

– Ничего подобного.

Я еще не рассказывала ему о самых отвратительных заскоках Чарли, я вообще ни о чем таком особенно не распространялась. А Чарли я