Книга "Млечный Путь, Xxi век", No 1 (38), 2022 - Леонид Александрович Ашкинази

тишина, затем Додж попросил его продолжать.

- У них есть машина, - сказал Монтгомери. - Что-то подобное старинным изобретениям Инквизиции. Ее воздействие было очень трудно выдержать. Я чувствовал, что схожу с ума. Готов поспорить, что многие люди угодили после такого испытания в психушку.

- Как эта машина действует? - спросил доктор Спиндем.

Внезапно Монтгомери пожалел, что позвонил. Он почувствовал, что больше не может об этом говорить. Его гнев иссяк. Он устало ответил:

- Я не знаю. Такое чувство, что кто-то контролирует ваш разум, и внезапно вы понимаете, что все ваши предыдущие поступки были неправильными. Все, без исключения.

- Попробуете еще раз? - спросил полковник Додж.

- Не делайте этого! - воскликнул Спиндем. - Я выезжаю завтра, до моего прибытия ничего не предпринимайте. От этого может зависеть ваше психическое здоровье.

- Не волнуйтесь, - ответил Монтгомери. - Я больше не намерен совать голову в петлю.

Он спустился на пляж, залитый послеполуденным солнцем, и там его проняло по-настоящему. Он бросал камешки в чаек, круживших над скалами. Он бродил взад и вперед по песку. Но унять дрожь в мышцах так и не смог.

Значит, на самом деле он никогда не был настоящим инженером! Получается, что он старался вести себя как большая шишка только для того, чтобы скрыть свое ничтожество! Но ведь это не так! Работа, которую он проделал, все равно была полезной.

Какая слабая попытка оправдаться! Монтгомери уселся на большой валун и дал волю раздражению. Конечно, он обманывал себя. Вот в чем была его главная проблема. Да, он обманывал себя - но теперь это стало невозможным. Все, что он нафантазировал о своей роли в создании самолета, было грубо разоблачено и оказалось неубедительным и фальшивым, но разве допустимо вот так выкладывать всю правду до конца? Оправдания не принимаются. Он больше никогда не сможет прийти на собрание конструкторов и делать вид, что он ни в чем не уступает инженерам, сидящим с ним за одним столом. Он никогда не был им равным, но это не сказывалось на его работе, потому что по глупости своей считал себя большим начальником. Теперь даже думать об этом было невозможно.

Монтгомери вырвал какой-то сорняк и неуверенно провел им по песку. Сама собой появилась схема секции крыла, странная и кривоватая, которая вызвала бы смех в любой инженерной лаборатории. Но законы воздушного потока и подъемной силы на высоте от восьмидесяти до ста тысяч футов совсем не такие, как на уровне моря. Его секция могла бы сократить размах крыльев "Девяносто первого" на двадцать процентов. Он был в этом уверен. Но почему он никогда не пытался проверить это?

Монтгомери и сам не до конца поверил, что ему только что пришла в голову замечательная идея. Он стал убеждать себя, что идея абсолютно дикая, не имеющая разумных оснований. Может быть, все дело в том, что он не хотел столкнуться с неизбежными насмешками над своим нестандартным инженерным решением?

Он не знал, прав или нет. Но не сомневался, что у него что-то отняли. Что-то такое, что позволяло ему до сих пор честно исполнять служебные обязанности. Необходимо было немедленно вернуть это чувство, иначе он никогда больше не сможет работать. Он должен был встретиться с Вульфом и людьми из Школы. Это стало навязчивой идеей. Они что-то забрали у него, значит, смогут вернуть обратно.

Было уже поздно, когда он добрался до Школы, но Дон Вульф все еще сидел в своем кабинете.

- Я ожидал, что вы сегодня вернетесь, - сказал он. - Мы посмотрели запись вашего утреннего опыта с Зеркалом. Надо сказать, что вы нас потрясли. Такой способности сопротивляться страху мы раньше не встречали. Вы смогли честно взглянуть на себя и проявили завидное мужество. Никто до вас не демонстрировал ничего подобного. Обычно требуется неделя или две, чтобы добиться результата, которого вы добились за час.

- Полагаю, теперь я должен гордиться собой, - саркастически заметил Монтгомери. - Но я хочу вернуть то, что потерял. Может, я был распоследним неудачником, но, по крайней мере, выполнял свою работу и справлялся с ней. Вы лишили меня этой способности и должны ее вернуть!

Вульф медленно покачал головой, чуть заметно улыбнувшись.

- В Зеркале заложен фундаментальный принцип, - сказал он. - В нем появляется изображение, но оно не заставляет вас смотреть. Вы видите только то, что хотите видеть. Сейчас у вас нет выбора: вы должны вернуться, посмотреть в Зеркало еще раз и спросить себя, почему вы должны были довольствоваться ролью фальшивой большой шишки вместо того, чтобы стать творческим человеком, занимающимся своим делом?

Монтгомери, к своему удивлению, понял, что, по совершенно непонятной причине, он поступит именно так. Должно быть, все было предрешено уже в тот момент, когда он решил встретиться с Доном Вульфом. Зеркало действовало гипнотически - или наркотически. Он должен был вернуться, как побитый пес, и еще раз посмотреть, найдется ли в нем какой-нибудь ответ на вопрос о его неспособности честно быть инженером без фальшивой роли начальника по связи с НИОКР.

Дон Вульф проводил его в кабинет. Монтгомери увидел, что последствия разгрома, который он устроил во время вспышки гнева, были устранены. Вульф ничего об этом не сказал.

- Я буду ждать вас в своем кабинете. Вы придете, когда закончите?

Монтгомери машинально кивнул, он думал о другом. Его руки слегка дрожали, когда он сел и надел шлем.

"Веду себя как закоренелый наркоман, - подумал он обреченно. - Ты ненавидишь эту дрянь, но не можешь отказаться от очередной порции".

Вульф некоторое время наблюдал за ним, озабоченно нахмурившись.

- Я могу немного ослабить уровень воздействия, если хотите, - сказал он. - Поскольку в прошлый раз это подействовало так сильно, может быть, вам станет легче, если...

Монтгомери отмахнулся от него.

- Пусть будет как есть. Я хочу знать, что со мной происходит - я должен это выяснить.

Когда Вульф вышел, Монтгомери откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Его начало наполнять чувство покоя и безмятежности. Он уже знал, что ему следовало оставаться в таком состоянии и в прошлый раз и не давать воли гневу. Только так можно рассчитывать довести дело до конца.

Странно, однако, что теперь он мог считать себя почти счастливым, прекрасно осознавая фальшь, которая сопровождала всю его карьеру. После вчерашнего панического ужаса представить, как его снимают с должности и увольняют, удалось почти с облегчением. Это и было облегчением -