Книга Парадокс жнеца. Книга 1 - Сергей Извольский

стен, то эта коса создавала из чужой плоти ядовитую кислоту, которой можно было залить вообще все вокруг. Опасное и требующее умения оружие, неприменимое в тесном строю, но обладающее огромной эффективностью при определенном навыке.

Пока я осознавал ошибочность кажущейся несуразности оружия, Гельмут довел до сведения, что большинству немалую часть времени придется таскаться с макетами даже вне занятий. Чтобы, получив в руки настоящее, мы не представляли опасность для себя и окружающих.

В ходе лекции я обратил внимание вот на что: нас — тридцать девять человек, и каждому по сути обещают выдать по боевой косе. Что, если брать все мои знания, в республиканской армии просто невозможно. Оружие подобного класса выдается легионерам после трех лет службы, федератам после пяти; мы — даже если не брать в расчет отсутствие у нас документов, свежие перегрины, не обладающие правами на подобное в принципе.

Неправильность происходящего уже совсем не удивляла, лишь ложась очередным кирпичиком в картину того, что нашу группу собрали для какого-то акта, после которого в живых мы вряд ли останемся. Утешало в ситуации лишь то, что сразу на убой не отправят, потому что оружием А-класса нужно еще научить пользоваться, а значит время пока есть.

Занятия прервал обед. В меню сухие пайки — мягкие, похожие на губку для мытья посуды брикеты пористой массы со вкусом еды, которые предлагалось запивать бутилированной водой. После обеда лагерь забурлил жизнью и деятельностью — команды, каждая по отдельности, ставили себе жилые палатки.

После застучали молотки — в палатках колотили нары, никаких быстровозводимых конструкций нам не полагалось. Я сунулся было к опциону Лукасу, спросить что мне делать, но тот — говоря на русском с заметным акцентом, отправил меня заниматься с машиной. Что с ней заниматься, интересно было бы знать — едет и едет.

В устройстве двигателя и механике я понимаю примерно так же, как в закулисе бальных танцев, тем более что все колеса уже обстучал и в выхлопную трубу заглянул не раз и не два. Можно было, конечно, отправиться к остальным командам, но знакомиться и лезть под руку с предложениями о помощи совсем не хотел. С людьми сложно схожусь, навязываться не люблю.

К тому же симпатии ко мне особой не заметно — судя по выражению лиц нескольких человек, мое назначение в водители и телохранители след в душах оставило. Все же женщина в нашей большой компании только одна. Причем, будь здесь даже далекая от принятых стандартов красоты дама, могла бы чувствовать себя в таких условиях королевой, а Марина так и вовсе настоящая «секс-бомба замедленного действия».

Чтобы не маячить на глазах остальных, походил с умным видом вокруг машины, потом полез осматриваться в научно-исследовательском кунге. Не сказать, что уютненько — все довольно казенно. Видно, что с длительного хранения все тех же гэдээровских складов, хотя видна некоторая модернизация.

Из оригинального наполнения остались четыре койки, две из которых сверху, откидные, стол между ними, отдельное рабочее место в углу; из нового — полки с самыми разными колбами для образцов, несколько терминалов которые я трогать не стал, шкаф с со стеклянными дверцами и наклейкой с красным посохом, обвитым змеями.

Кадуцей — символ местной медицины. За дверцами можно заметить сразу несколько десятков емкостей с биогелем, а также большие шприц-тюбики со стимуляторами. Похоже, кроме научно-исследовательской деятельности, Марина ответственна за современные медицинские препараты.

Осмотревшись в кунге я подумал-подумал, да и завалился на койку — солдат спит, служба идет. Заснул легко, крепко и хорошо — вот только пробуждение оказалось не из приятных. Открыл я глаза от громкого крика — и приподнявшись на койке, щурясь от дневного света, увидел в проеме двери Илиана Кацарова. Похоже, мое назначение нашему отрядному казначею прямо против шерсти. Может даже сам какие-то виды имел, рассчитывая водителем при Марине остаться.

И еще похоже, что Гельмут своего подчиненного в тайну моей личности не посвящал — иначе вряд ли бы Илиан включил сейчас собачьего лая, выгоняя меня на улицу. Мешая ломаный русский с другим славянским языком и интером, он сейчас активно махал руками, экспрессивно доводя до моего сведения, что это я состою в распоряжении научной команды, а не научная команда в моем распоряжении.

Я поднялся с койки, сделал пару шагов к выходу. Илиан продолжал орать как потерпевший, брызгая слюной в мою сторону. При взгляде на его перекошенное лицо меня вдруг — накатом, словно приливная волна, накрыли эмоции. Воздействие отголосков чужой памяти — иначе столь сильную ярость от того, что какой-то бесправный червь пытается меня застроить, не объяснить.

Настолько сильно полыхнуло эмоциями, аж пришлось сдерживаться чтобы прямо сейчас не убить этого зарвавшегося наглеца — а я, если бы дал волю чувствам, определенно попытался бы это сделать.

Выдохнул, зажмурился.

Так, сигнифер не знает, что я непрост, поэтому этот вопрос надо бы решить с Гельмутом. Как бы еще намекнуть центуриону об этом — думал я, открыв глаза и собираясь выйти в проем двери мимо так и орущего Илиана. В этот момент он — даже на цыпочки привстав, ростом он ниже, попытался дать мне подзатыльник. Я легко уклонился, а уже через мгновенье упирал колено в спину взвизгнувшему сигниферу, который только что со звонким шлепком ударился лицом в пол. Илиан попытался вырваться и закричать, но я вбил ему ладонь в затылок, так что раздался второй звонкий шлепок столкновения лица и рифленого металлического пола.

— Слушай сюда, псина! Я подчиняюсь только Марине и центуриону Гельмуту. Если тебе есть что сказать — все через них. А если еще раз позволишь разговаривать со мной в таком тоне и махать ручонками, я тебе глаз на жопу натяну и моргать заставлю, ясно?

Хлесткое выражение, которое недавно слышал от центуриона, пришлось как нельзя кстати. При этом отголоски чужих эмоций из-за хлынувшего в кровь адреналина вновь сдернули предохранители, заставив быть несдержанным в выражениях.

Сигнифер сказанное не понял — попытался мычать, возмущаться. В ответ я сильнее надавил коленом, резким движением заводя заломанную руку еще выше, заставив Илиана в третий раз врезаться лицом в пол. Что-то неприятно хрустнуло, и похоже рука стала или вывихнутой, или сломанной.

Илиан взвыл от боли, но я сложенной лодочкой ладонью врезал ему по уху, сбивая крик. Снял у него с пояса кобуру с пистолетом, бросил на койку. Дверь в кунг была открыта — Илиан не озаботился тем, чтобы ее закрыть. Рывком за шиворот я поднял сигнифера, намереваясь выкинуть его на улицу. В