Книга Трилогия о мисс Билли - Элинор Портер

и щипцы для завивки, которые купила на ярмарке. Хочу, чтобы комната выглядела поуютнее.

– Как будто она может выглядеть по-другому, если за дело берешься ты, – влюбленно сказала тетя Ханна.

Билли рассмеялась.

– Если бы у нас возникли трудности, мы могли бы попросить совета у братьев Хеншоу, тетя Ханна. Они бы наверняка предложили нам пару пистолетов и сабель. Именно так они украсили мою комнату.

Тетя Ханна простестующе воздела руки.

– Нет уж, спасибо!

Билли снова засмеялась.

– Я никогда, никогда не забуду, как впервые увидела эту комнату, когда миссис Хартвелл включила свет. Тетя Ханна, видели бы вы ее! Сплошные ружья и пауки!

– Мне было достаточно увидеть лицо Уильяма на следующее утро, – живо ответила тетя Ханна.

– Милый дядя Уильям! Он вел себя как святой! – громко сказала Билли. – А Сирил! Кто бы мог подумать, что однажды Сирил скажет, как сказал мне вчера, что ему кажется, будто Мари отсутствует уже целый месяц. А ведь она уехала всего неделю назад.

– Да, я помню. Она приедет завтра?

– Да, и я очень рада. Надо ей сказать, что нельзя больше оставлять Сирила на моем попечении. Бертрам утверждает, что Сирил не сыграл ни звука заупокойной мессы со времени своей помолвки, но я заметила, что здесь, где Мари могла бы быть, но ее не бывает, он не играет и ничего похожего на регтаймы. Кстати, – добавила она, поднимаясь из-за стола, – у нас есть еще один сюрприз для Хью Калдервелла. Он утверждает, что Сирил тоже не из тех, кто женится, как и Бертрам. Знаете, он говорил, что Бертрама девушки волнуют только в качестве моделей, но… – она замолчала и вопросительно посмотрела на возникшую в дверях Розу.

– Вас к телефону, мисс Нельсон. Мистер Бертрам Хеншоу.

Через несколько минут тетя Ханна услышала, что Билли села за пианино. Пятнадцать, двадцать, тридцать минут великолепные арпеджио [10] разносились по комнатам и доносились наверх, до тети Ханны, которая сразу поняла, что исполнительница нервничает. Через сорок пять минут тетя Ханна спустилась вниз.

– Билли, милая, ты не забыла, который час? Ты разве никуда не идешь с Бертрамом?

Билли оборвала музыку, но не повернула головы. Пальцы ее продолжали порхать по клавишам.

– Мы никуда не идем, тетя Ханна. Бертрам не может.

– Не может?

– На самом деле не хочет, хотя мне этого не сказал. Он утром писал новый портрет, и модель пригласила его остаться на обед и продолжить после, если он захочет. И он захотел и остался.

– Но… но… – беспомощно сказала тетя Ханна.

– Нет-нет, – легко возразила Билли, – он рассказал мне об этом вчера вечером. Это будет очень хороший портрет, и конечно же, я не хочу мешать его… его работе! – Из-под пальцев Билли вырвался резкий аккорд, за которым последовала новая чудесная мелодия.

Тетя Ханна медленно поднялась наверх. На лице ее была написана тревога.

С момента помолвки она никогда не слышала, чтобы Билли играла подобным образом.

Этим вечером Бертрам не нашел задумчивой, ожидающей его Билли. Его встретила Билли с горящими щеками и сверкающими глазами, которая позволила поцеловать себя – единожды, – но не стала целовать его в ответ, веселая, неуловимая Билли, которая играла быстрые мелодии и пела радостные песенки, вместо того чтобы сидеть у огня и разговаривать. Билли, которая наконец мирно спросила у него:

– Как продвигается работа?

Бертрам встал, пересек комнату и очень осторожно обнял Билли.

– Так мило с твоей стороны было отпустить меня днем, – сказал он дрожащим голосом, – ты не понимаешь в полной мере, что ты сделала. Я сходил с ума, разрываясь между желанием увидеть тебя и желанием продолжить работу. Одно твое слово, один намек – и я бы пришел. Но ты ничего не сказала и не намекнула. Ты, маленькое храброе создание, позволила мне остаться и продолжить работу.

Билли склонила голову, но это только позволило Бертраму прижаться щекой к пышным рыжеватым волосам – и он не преминул воспользоваться этой возможностью.

– Так что я остался и как следует поработал. Билли, – Бертрам отступил на шаг и положил руки на плечи невесты, – Билли, это будет лучшая моя вещь. Я уже вижу, как она рождается под моими пальцами.

Билли подняла голову и посмотрела в лицо возлюбленному. Его глаза сияли, а щеки горели. Он весь пылал вдохновением художника, который видит, как его фантазия обретает форму. И Билли вдруг сделалось стыдно.

– Бертрам, я так горжусь тобой, – выдохнула она, – иди сюда, давай сядем у огня и поговорим.

Глава V

Мари говорит откровенно

Билли вместе с Джоном и Пегги встретили Мари Хоторн на станции. Пегги – это сокращение от Пегаса. Так Билли всегда именовала свой роскошный семиместный автомобиль.

– Я не буду звать его просто «автомобилем», – объявила она после покупки. – Прежде всего, это очень длинное слово, а еще я не хочу изобретать двадцатый вариант его произношения в дополнение к тем девятнадцати, которые я слышу каждый день. Если звать его «мотором» или «автомотором», я стану думать, что за дверью меня ждет пулмановский вагон или большой черный грузовик. Не стану я и оскорблять такую прекрасную вещь «машиной». Его зовут Пегас, а для меня Пегги.

И она правда звала его Пегги. Джон презрительно сопел, а друзья Билли не скрывали своего изумления, но очень скоро половина знакомых ей автовладельцев стала называть свои собственные автомобили Пегги, и даже сам гордый Джон однажды заказал «бензина для Пегги», как будто случайно.

Когда Мари Хоторн вышла из поезда на Северном вокзале, она тепло поздоровалась с Билли и встревоженно обшарила вокзал взглядом своих синих глаз.

Губы Билли сложились в улыбку.

– Нет, он не приехал, – сказала она, – не хотел.

Мари побледнела.

– Не захотел, – прошептала она.

Билли немедленно обняла ее.

– Трусишка! Он не хотел, потому что мечтал! Как будто ты не знаешь, Мари, что он уже не чаял тебя дождаться! Но он не смог. Что-то с его концертом в понедельник. Он говорил мне по телефону, но из-за его радости от твоего приезда и гнева от того, что он не сможет увидеть тебя немедленно, я так и не поняла, что случилось. Но он придет на ужин сегодня и все тебе расскажет.

Мари вздохнула с облегчением.

– Тогда все в порядке. Я испугалась, что он заболел.

Билли засмеялась.

– Нет, он здоров, но тебе нельзя больше уезжать до свадьбы и оставлять его на моем попечении. Кто бы мог поверить, что Сирил Хеншоу, записной холостяк и всем известный женоненавистник, будет вести себя как влюбленный мальчишка? А именно это