Книга Создатели книг:История книги в восемнадцати жизнях - Adam Smyth

историк Шеломо Дов Гойтейн, - и часто они читаются как местные новости, рассказанные талантливым репортером". Каирская гениза также демонстрирует важнейшую роль бумаги в формировании и поддержании этого мира. Бумага вплетена в каждое социальное взаимодействие: она - клей для местного сообщества. Но бумага здесь также имеет широкое международное значение: фрагменты рукописей свидетельствуют о том, что египетская бумага экспортировалась в Тунис, Йемен и Индию, а также импортировалась в Каир из Испании, Дамаска и, в XIV веке, из Италии и Франции.

Способность одновременно распространять и сохранять - часть магии бумаги. Мы видим это на примере того, как бумага быстро расцвела в качестве средства современного управления, где она одновременно распространяла слова правителя по королевствам, а также - в условиях тонкого напряжения - централизовала государственную власть. Она то рассеивалась, то собиралась. Так происходит с империей Аббасидов в VIII веке, а затем в Европе с XIII, наиболее известной при короле Филиппе II, который, правя Испанией с 1556 по 1598 год, презрел путешествия и создал королевскую власть, зависящую от способности бумаги двигаться, течь, передавать, соединять, архивировать, командовать и представлять. По словам Лотара Мюллера, бумага - это "динамически заряженный носитель информации для хранения и циркуляции". Филипп был rey papelero, бумажным королем: его письменные приказы, переданные на бумаге, обозначали его присутствие, даже когда его не было рядом.

Николя-Луи Робер был смышленым ребенком, родившимся в Париже в 1761 году в семье высшего среднего класса. В школе его прозвали "философом", хотя на таком историческом расстоянии трудно определить, какой баланс насмешек, привязанности и уважения могло подразумевать это прозвище. Его годы после школы были похожи на блуждания : Роберт пытался и не смог пойти в армию (он был слишком мал ростом) и пережил несколько несчастных времен, работая клерком, испытывая все большее чувство вины за то, что он безрезультатно отнимает деньги у матери и отца. Но затем Роберт успешно записался в полк артиллерии Гренобля в апреле 1780 года, а пятнадцать месяцев спустя был отправлен с артиллерией Меца в Санто-Доминго, в то место, которое мы сейчас называем Доминиканской Республикой, где он работал орудийным лафетом - наводил артиллерию - и приобрел репутацию спокойного и храброго человека во время сражений с англичанами в ходе Американской войны за независимость. Пока все это не очень похоже на бумагу, но после армии Роберт устроился корректором к знаменитому печатнику и издателю Пьеру-Франсуа Дидо Младшему (1731-93). Его хозяин вскоре заметил способности Робера и рекомендовал его своему сыну, Сен-Леже Дидо, который управлял семейной бумажной фабрикой в Эссонне; производство бумаги для ассигнатов, или банкнот, было доминирующей частью бизнеса. Робер был назначен ответственным за счета. Он преуспевал, женился, у него родилась дочь. Это были счастливые годы, и скрытый до сих пор талант Роберта к изобретательству начал находить свое выражение. Когда он шел по цеху бумажной фабрики, воображение Роберта натолкнулось на проблему, подобно молоткам, штампующим мацерированные тряпки. Проблема, которую он увидел, заключалась в 300 рабочих. По мнению Роберта, они представляли собой рабочую силу, слишком хорошо осведомленную о своих желательных навыках, которая вносила ярость и споры и засоряла то, что могло бы стать - в его воображении - более бережливым процессом производства. Роберт начал представлять себе лучшую версию бумажной фабрики в Эссоннесе без этих раздражающих тел. Среда машин - можно почти услышать вздохи Уильяма Морриса и Томаса Кобден-Сандерсона, которые пытались обратить вспять индустриализированный процесс изготовления книг (глава 9). Это важный момент, который необходимо подчеркнуть: семена машинного производства бумаги лежат не в идеале демократизации потребления бумаги и поощрения грамотности или любого другого вида культурного обогащения; работая в революционном контексте сразу после 1789 года, машинная концепция Роберта имела свои истоки в своего рода деловой мизантропии, в желании устранить людей. Если мы сегодня посмотрим на великолепные иллюстрации, сопровождающие рассказ Дидро и д'Алембера о бумажных фабриках до механизации в их "Энциклопедии" 1751-66 годов (здесь), то в первую очередь нас поразит видение малонаселенной чистоты и порядка. Эти рабочие помещения наполнены тихим и совершенно непредставимым спокойствием: вокруг почти никого нет, а присутствующие работники молча едины с процессом производства. Максимум - легкий свист. Фигуры затмеваются огромными крупными планами инструментов для изготовления бумаги: в то время как изображения "Энциклопедии" вызывают ощущение документальности, поощряемой тщательной маркировкой деталей и визуальной риторикой точности, эти изображения являются аллегорией технологического прогресса. Легко понять, как они могли стимулировать разочарование Роберта в грязных людях.

В письме 1798 года, направленном министру внутренних дел в связи с необходимостью получения патента, Роберт так объясняет свои бумажные амбиции:

Я мечтал упростить процесс изготовления бумаги, формируя ее с бесконечно меньшими затратами, и, прежде всего, изготавливая листы необычайной длины без помощи рабочих, используя только механические средства. Благодаря усердной работе, опытам и значительным затратам я добился успеха, и была изготовлена машина, которая оправдала мои ожидания. Машина позволяет экономить время и средства и получать необыкновенную бумагу, длиной от 12 до 15 метров, по желанию человека.

Машина Роберта работала, формируя бумагу на непрерывном сите из мелкой проволочной сетки, которое вращалось на валах и на которое выливалась целлюлоза. Излишки воды стекали через проволочные сетки. Сам Роберт объяснял процесс так:

На конце проволоки, протянутой по чану, находится маховое колесо или цилиндр, снабженный маленькими ковшами, которые погружаются в бумажную массу, или жидкую пульпу. Этот цилиндр своим быстрым движением поднимает материал и выбрасывает его в неглубокий резервуар во внутренней части головки, откуда масса без перерыва выливается на бесконечную проволочную ткань. Когда материал оседает на ткань, он получает движение из стороны в сторону, что приводит к сцеплению волокон. Вода стекает с проволоки и возвращается в чан. Кривошип вращает машину и заставляет проволочное полотно продвигаться вперед, в итоге лист бумаги проходит под валиком, покрытым войлоком. Когда бумага выходит из первого валика, она уже не пропитана водой и может быть извлечена из машины, как лист бумаги ручной работы извлекается из войлока после прессования в прессе.

Связь между действиями, которые веками выполняли рабочие на бумажных фабриках, и машиной Роберта одновременно интимная и отчужденная: машина - дань уважения ручному труду, сохраняющая многие его черты и одновременно стремящаяся устранить эту традицию. В то время как ватник или ватница погружали металлическую сетчатую раму в ванну с материалом (отсюда, после многих лет работы, сгорбленная спина и толстые красные руки), у машины Роберта есть "маленькие ведерки", которые погружают и затем выливают на "бесконечную проволочную ткань". И если ватман или ватница, повторяя это движение