Книга Единственная ночь - Джейн Энн Кренц

Ханна вцепилась в край стола.

— Ты не помнишь, случайно, не заглядывал ли Йейтс за стиральную машину и сушилку?

— И за холодильник тоже, — подтвердил Делл. — Говорю же, он перерыл весь дом. Но я знал, что никакой записки он не найдет. И объяснил ему, что Кэтлин не стала бы совершать самоубийство. А потом спросил, что он ищет.

— А что он? — Ханна насторожилась.

— Ответил, что скажет, когда найдет. Но ничего не нашел.

Некоторое время все сидели молча, потом Делл тяжело вздохнул и допил содовую.

— Ханна, к твоей собаке я не прикасался.

— Я верю тебе, — ответила Ханна. — Ты не стал бы убивать ни в чем не повинное животное.

Делл кивнул.

— Делл, Рейф не убивал Кэтлин, — продолжала Ханна. — Я действительно была с ним той ночью на берегу возле арки. Он никак не мог зайти домой к твоей сестре и уж тем более не мог убить ее и увезти труп к Хидден-Коув. Можешь мне поверить.

Посидев неподвижно, Делл повернулся к Рейфу:

— Но если не ты, то кто это сделал?

— Хотел бы я знать! — отозвался Рейф.

Уинстон улегся сзади за сиденьями и положил морду на плечо хозяйки. Почесав его за ухом, она посмотрела на Рейфа.

— Знаешь, о чем я думаю? — спросила она.

— О белье и видеокассетах, которые братья Уиллис нашли за сушилкой в доме Кэтлин? — Рейф развернул «порше» и покатил по пыльной ухабистой дороге прочь от мастерской Делла Садлера. — И я думаю о том же. Возможно, эти кассеты и были «ядерным вариантом».

— Материалом для шантажа?

— Может быть. А Йейтс что-то подозревал, потому и перерыл все ее вещи.

— Но ведь он ничего не нашел.

Рейф свернул на шоссе.

— Значит, тот, кто убил Кэтлин, успел забрать кассеты и белье.

— Ты понимаешь, что все это значит? — Ханна поежилась.

— Что Делл Садлер с самого начала был прав: Кэтлин убили. Она не собиралась прыгать со скалы. Ее прикончил тот, кого она пыталась шантажировать.

Ханна затаила дыхание.

— Мы чересчур спешим с выводами.

Рейф пожал плечами:

— После того, что случилось с тобой и Уинстоном вчера ночью, я готов двигаться гигантскими скачками.

— Но если мы правы, значит, кто-то убил Кэтлин, лишь бы завладеть компрометирующими кассетами.

— Вопрос в следующем: кто в этом городишке способен совершить убийство, лишь бы никто не узнал о кружевном белье? Склонность к переодеваниям — еще не преступление.

— Хочешь, подскажу? Например, какой-нибудь ассистент профессора из Колледжа Чемберлена, опасающийся потерять работу или новое назначение. Или священник местной церкви, рискующий лишиться уважения прихожан, если его склонность к дамскому белью станет достоянием гласности. И сотрудники института. Аризона Сноу твердо убеждена, что среди них полно извращенцев. Возможно, она права.

Рейф поудобнее уселся на кожаном сиденье.

— Да, список получается длинным.

— А теперь вспомни предположение братьев Уиллис — о том, что Кэтлин убил кто-то из приезжих. И список удлинится.

Темные брови Рейфа сошлись на переносице.

— Нет, вряд ли. Решение воспользоваться «ядерным вариантом» она приняла мгновенно, повинуясь порыву. Ее жертвой был человек, с которым она могла связаться в любой момент. Значит, жители Портленда, Сиэтла и Сейлема отпадают.

— Логично. — Ханна задумалась. — Ладно, посмотрим на все это с другой стороны. Далеко не все мужчины в Эклипс-Бей любят носить женское белье. И не все, кто его носит, способны совершить убийство, только бы заткнуть рот шантажистке.

— К чему ты клонишь?

— Нам надо искать тех, кто соответствует этой ориентировке, как говорят полицейские. Мужчин, которые носят женское белье и которые готовы убить ради компрометирующих видеокассет.

— Значит, нам надо поговорить с тем, кто знает город лучше, чем мы с тобой.

— У тебя есть на примете такой человек?

Рейф невесело усмехнулся:

— Как ни странно, есть. Наш сегодняшний гость.

Глава 18

Рейф промыл под струей воды красные листья радиччио и осторожно положил их в дуршлаг, поверх рокет-салата и кориандра. Мысленно он составлял план дальнейших действий. Три тщательно выбранных спелых авокадо уже лежали в миске на кухонном столе. Их предстоит разрезать пополам, полить бальзамическим уксусом и посыпать крупной морской солью. А к макаронам подать оливки, помидоры и козий сыр.

Закончив промывать зелень для салата, он взялся за приготовление хуммуса: положил в чашу кухонного комбайна вареный нут, добавил тахини, лимонный сок и немножко чеснока.

Рейф закрыл крышку, включил комбайн и задумался о словах Делла Садлера, прислушиваясь к тому, как ножи перемалывают нут. «Кэтлин собиралась воспользоваться „ядерным вариантом“…»

Убийца, который целых восемь лет ничего не опасался, снова встревожился: давние сплетни всплыли на поверхность, переполошив город. А если кто-нибудь вдруг вспомнит что-то важное? Или сложит кусочки мозаики, чего не сумел сделать восемь лет назад? Если обнаружится какая-нибудь улика или свидетель?

Человек, решившийся на преступление ради своей тайны, вполне может нанести второй удар.

Рейф похолодел. Страх, который он сдерживал весь день, вырвался наружу, превратился в кошмар. Рейф понял, что ему не удастся уклонится от мучительного вопроса, который он так и не задал при Ханне.

Вопрос был прост и вместе с тем страшен: а если прошлой ночью главной жертвой должен был стать не Уинстон? Может, нападение на пса — отнюдь не предостережение. Шнауцер вполне мог послужить приманкой для Ханны. Если бы она вернулась домой на полчаса позже, то для спасения Уинстона ей пришлось бы серьезно рисковать. Приливные волны способны сбить с ног человека, утащить его на глубину и с размаху бросить на камни.

Рейф вспомнил о том, как Ханна увела Уинстона в пещеру, почувствовав, что кто-то наблюдает за ней со скалы. Наверное, убийца хотел убедиться, что его план сработал, как и было задумано. Или ждал на тропе, чтобы не дать Ханне и Уинстону вернуться домой живыми.

А если бы ему повезло?

Рейф выключил комбайн и снял крышку. Нет, впредь так рисковать нельзя, думал он, вычерпывая ароматный хуммус. Сегодня придется предпринять решительные действия. Иначе он навсегда потеряет покой.

Вечером в половине седьмого он разложил на подносе закуски. Уинстон, наблюдавший за последними приготовлениями со смешанным выражением грусти и нетерпения, вскочил.

— А это тебе. — Рейф протянул ему ломтик питы, намазанный хуммусом. — От самого шеф-повара.