Книга Роковое сходство - Патриция Гэфни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она подошла к окну гостиной и выглянула наружу, стараясь взять себя в руки. Глупо было волноваться о содержании телеграммы из Лондона. После того что Броуди обнаружил в Неаполе, разумно было предположить, что мистер Дитц будет настаивать на исполнении им своей роли и дальше, то есть в Ливерпуле. Ведь кто-то из служащих компании Журдена был изменником и вором, возможно, даже убийцей, а мистер Броуди по-прежнему оставался ключевой фигурой, способной разоблачить таинственного злодея. Отослать его в бристольскую тюрьму прямо сейчас, когда его миссия выполнена только наполовину, было бы нелепо и безрассудно… об этом просто не могло быть и речи! Все эти рассуждения подсказывала ей логика, но сердце не слушалось голоса разума: охваченная глубоким и необъяснимым предчувствием близкого несчастья, Анна едва сдерживала дрожь.
Она поймала себя на том, что опять начинает ходить из угла в угол, и, сделав над собой усилие, села на диванчик под окном. Если не остановиться вовремя, так можно и дорожку протоптать в роскошном розовом ковре. Броуди все еще сидел, уткнувшись по обыкновению носом в книгу. На этот раз он углубился в «Происхождение видов» Чарлза Дарвина.
Никогда в жизни ей не приходилось встречать человека, способного поглощать книги в таком количестве, как мистер Броуди. Как-то раз Анна спросила его об этом: он ответил, что был разлучен с чтением на четырнадцать лет и теперь наверстывает упущенное. Но разве можно читать в такую минуту, как эта? Неужели он не понимает, как много значит для него эта телеграмма?
– Я закончил.
– Слава богу!
Сцепив руки за спиной, Анна поднялась и подошла к столу, за которым сидел Эйдин.
– Читайте!
Она оглянулась на Броуди, продолжавшего сидеть на диване. Он закрыл книгу, но так и не встал.
О’Данн откашлялся, сохраняя на лице профессионально непроницаемое выражение.
– «Подтверждаю получение телеграммы Э. О.Д. третьего июня…»
– Что такое Э.О.Д.? – перебила его Анна.
– Это я.
– Ах да. Извините. «Вот дура!» – добавила она мысленно.
– «Подтверждаю получение телеграммы Э. О.Д третьего июня. Дело У.з. (это „Утренняя звезда“), – пояснил он, не дожидаясь вопроса, – взято на рассмотрение. Больше ничего не предпринимайте. Просьба насчет Дж.Б. отклонена. Немедленно возвращайтесь в Бристоль. Подтвердите получение. Подпись: Р.Д.».
О’Данн сложил телеграмму вчетверо, тщательно подравнивая пальцами уголки, чтобы сходились в точности. Молчание затянулось. Наконец он поднял голову. Анна стояла между ним и Броуди. Она так и не двинулась с места, ее как будто парализовало. Адвокат поднялся на ноги, захватил свой костыль и обошел вокруг стола, направляясь к Броуди.
– Мне очень жаль, Джон, – сказал он. – Не знаю, что еще я мог сделать, как еще можно было их убедить. Если бы я мог что-то придумать…
Теперь Броуди тоже встал, ему не сиделось на месте.
– Забудьте об этом. Вы ни в чем не виноваты, Эйдин, вы сделали все, что могли. Ведь мы все равно ничего другого не ожидали, разве не так? Ничего не изменилось. Да, у меня были кое-какие надежды, но они не оправдались. Я не в худшем положении, чем месяц назад.
Он смотрел на окаменевшую спину Анны, почти не прислушиваясь к собственным словам.
– Там сказано «Возвращайтесь немедленно». Мне собираться недолго. Но как насчет вашей ноги?
– Она уже в порядке. Мы можем отправиться завтра или послезавтра.
Анна наконец вышла из оцепенения.
– Завтра? Эйдин, зачем так скоро? Вы… вы еще не оправились после ранения, вас мучают боли. Вы можете снова пострадать во время путешествия. Зачем рисковать? Если рана опять откроется или воспалится…
– Рана прекрасно заживает, Анна. Меня здесь больше ничто не удерживает.
– Да, но…
– Какой смысл все это затягивать? Нам остается только устроить «похороны Николаса», но об этом позаботятся власти в Лондоне. Вы останетесь здесь, пока я не свяжусь с вами… Это вопрос недели или двух, не больше. Вам дадут знать, когда надо будет написать домой и сообщить о внезапной смерти супруга. Возможно, ваш кузен Стивен приедет, чтобы забрать вас отсюда. Я настою на том, чтобы его сопровождать. Все будет кончено не позже чем через месяц, Анна. И вы сможете вернуться домой.
Домой? Анна стиснула пальцы, ее растерянный взгляд метнулся к Броуди, потом к Эйдину и обратно.
– Это…
Она вскинула руку и бессильно уронила ее. Ей хотелось сказать «Это чудовищно», но она не могла говорить при Броуди. Только не сейчас. Ни сейчас, ни когда-либо в будущем. Надо выбраться из этой комнаты. Немедленно. До того, как произойдет нечто непоправимое. Что именно? Все, что угодно. Какое-нибудь неосторожное признание.
– Прошу меня извинить, – вот и все, что Анна сумела выговорить.
Потом она стремительно проскользнула мимо Броуди и Эйдина, вышла в коридор и чуть ли не бегом бросилась к лестнице.
Наконец-то настало утро. Бессонные часы после полуночи тащились с такой медлительностью, что Анна почувствовала себя вконец измученной и разбитой. Все тело у нее ныло и в то же время казалось чужим, Она встала. Какое облегчение – выбраться наконец из постели вместо того, чтобы следить воспаленными от бессонницы глазами, как серый прямоугольник окна постепенно светлеет.
Накинув капот и всунув ноги в домашние туфли, Анна прошла по коридору в уборную. Здесь была и ванна, и раковина с проточной водой, холодной и горячей, и ватерклозет – настоящее чудо инженерной мысли, в точности как в новом ливерпульском особняке ее отца.
Но здесь также висело зеркало. Заглянув в его беспощадно беспристрастную глубину, Анна смогла в полной мере оценить ущерб, нанесенный бессонной ночью.
Она сама себя не узнавала. Во всяком случае, ей хотелось надеяться, что это не она. У этой особы в зеркале были темные круги под глазами, нездоровая мучнистая бледность на лице и некое подобие мышеловки вместо рта. Опершись локтями на подзеркальную полку, Анна наклонилась ближе, внимательно изучая свое отражение.
– Ты выглядишь как черт знает что! – Это вырвалось у нее совершенно неожиданно: она опешила от собственных слов. Но округлившиеся глаза в зеркале показались ей смешными, и она повторила вслух:
– Да, Анна, ты выглядишь как черт знает что! – Легкая улыбка появилась у нее на губах. Броуди мог бы сказать что-то в этом роде. Только он назвал бы ее «Энни» и замолчал бы, дожидаясь, пока она покраснеет. Не в силах оторваться от своего отражения, словно пребывая в каком-то болезненном трансе, Анна увидела, как у женщины в зеркале глаза наполняются слезами.
– Броуди, – прошептала она.
Потом Анна заставила себя встряхнуться. «Ты просто устала», – сказала она себе. Чем же еще можно было объяснить этот безнадежный упадок духа, эту неизбывную черную тоску? Уж конечно, не мыслью о том, что они навсегда расстаются с Броуди, что ему суждено провести остаток своих дней в тюрьме.