Книга Без помощи вашей - Роман Евгеньевич Суржиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эрвин прекрасно владел этим умением: по совершенно бесстрастному лицу прочесть недосказанное. Воину-то не привыкать к скудному питанию, а вот избалованному лорденышу — другое дело.
— Не понимаю, кайр, вы обвиняете меня в срыве эксплорады?
— Милорд, я имею четкий приказ от его светлости: двигаться на восток, пока не обнаружим место для искрового цеха. Если пожелаете вернуться, я выделю воинов для вашего сопровождения в Первую Зиму, но остальной отряд пойдет дальше.
— Тьма вас сожри, кайр! Я всего лишь выказал сострадание к черни!
— Я восхищен щедростью, которую вы проявили, милорд.
Снова красноречивая недомолвка: щедростью, которую вы проявили за чужой счет. Вы-то едите за отдельным столом, милорд неженка.
— За ужином учтите, чтобы в солдатском котле хватило бобовой похлебки на мою долю.
— Да, милорд.
Вот теперь читалось неясно: никак, удивление?..
Глава 9. Монета
Конец апреля 1774 года от Сошествия Праматерей
Герцогство Южный Путь
Когда де́вицей была, горя не знала,
Вдоволь ела и пила, с братьями играла.
А уж в ярморочный день — праздник и веселье —
Батюшка везет на радость сладость с украшеньем.
Матушка, батюшка, что ж вы берегли так сильно!
Что ж не рассказали раньше, как непросто быть красивой.
Ой, не рассказали, как опасно быть красивой.
Полли из Ниара оказалась замечательной певицей.
Хотя выяснилось это не сразу, а погодя. Сперва-то, конечно, хармоновы новые спутники добротно обсудили сизый мор и все, что с ним связано. Есть у людей такая черточка, торговец не раз удивлялся: если стряслась какая-то беда, то нужно людям непременно о ней поговорить, и как можно подробнее. Как случилось, а с кем, а когда? А чем пользовали? А в чем хоронили? А священник что на похоронах сказал? Как так — не было священника? Что же он, сбежал, подлец? И куда же, любопытно, девался?..
За два дня пути от Излучины, где Хармон подобрал восьмерых беженцев, наслушался он о сизом море больше, чем знают лекарь с цирюльником вместе. Пришел, значит, мор в Ниар вместе с западниками. Месяц назад прискакала дюжина вольных всадников из Холливела… нет, из Рейса… хотя кто же их разберет? Важно, что глазастые, патлатые, и кони у них поджарые, как охотничьи собаки. Стало быть, точно западники!
Не говорите, чего не знаете! — возражал на это старик-маляр, тот, что бежал от мора вместе со внучком. Не лошадники напасть принесли, а боги послали. Они всегда людям хворь насылают, если люди не по заветам живут. Трудятся мало, хнычут все время, лордов не уважают, молитвы позабывали — вот боги и послали мор, чтобы людей вразумить.
Да какие боги? — возмущались сестры Дженни и Пенни. Ты, что ли, богов у нас в Ниаре видел?! А западников все видели! Как эти лошадники прискакали, так все и началось. А первой захворала прачка с Медовой улицы, ее падчерица как раз с лошадниками путалась — это все видели! Так что боги ни при чем, это все западные подлецы! И ведь вот какая подлость: сами-то они ускакали здоровехоньки, как ни в чем ни бывало, а у нас мор пошел косить!.. Видно, лошадники всю хворь с себя в Ниаре стряхнули и чистенькие уехали. Для того и приезжали, стервецы!
Кого берет мор? Да кого попало! Старого, молодого, красавицу, урода, кухарку, рыцаря, бургомистра — кто ему в лапу попадется, того и утащит. Ему, мору, никакой разницы нет. Беженцы принялись вспоминать покойников и общими усилиями сложили такой список, что хватило бы на приходское кладбище. Особенно всем запомнилась дочка епископа: уж так хороша была собою, и так невинна, и молилась исправно — а все ж померла. Видимо, кому-то из Праматерей в Подземном Царстве служанка понадобилась. Безумный дед с Ремесленной площади тоже удивил. Он был сухорукий и на голову хворый: всегда стоял плотно спиною к стене, отойти боялся — коли отойдет, то за ним его тень погонится. Уж, казалось бы, на что несчастный человек — и так две тяжкие хвори, куда уж третью?.. Но и его мор забрал.
— Да что уж говорить: даже собака от сизого мора издохла! — заявил Маляр. — Лежала в пруду вся синяя, бедолага.
— Причем тут мор? — возразила старуха Мэй. — Это собака сапожника, она утонула в пруду. Вся улица знала, что псина плавать не умеет! А что синяя — так она и при жизни была синяя. Порода такая…
Посовещались, убрали собаку из списка жертв.
А вот что еще удивительно: прачкина падчерица с Медовой — та, что гуляла с лошадниками, — осталась жива-здорова. Казалось, ей бы первой на Звезду отправиться — но нет. Как вертела хвостом перед мужиками, так и вертит до сих пор. Если, конечно, в Ниаре еще кто из мужиков остался…
— На что похож этот сизый мор? — спросил Вихорь, слуга и конюх торговца. — Как он себя показывает?
Беженцы охотно поведали во всех подробностях.
Сперва человеку становится зябко, вроде как холодок пробирает. Но коли оденешься и сядешь у огня, то ничего. На второй день становишься вроде как уставший: берешься за работу — не идет, поднимаешь ведро воды — пот течет. Это тоже можно пропустить, мало от чего человек уставший. На третий день синеют губы — вот это уже скверный признак. У кого «синий поцелуйчик» на устах, от того лучше держаться подальше, и даже не говорить с ним. Кто его знает, как хворь переносится: а вдруг со словами?.. После губ начинают синеть пальцы и нос, и сизые круги под глазами появляются. А кожа — бледная, что полотно, и человека всего трясет от озноба, будто в лихорадке. Тогда уже, считай, не жилец. И точно: день на пятый-шестой начинает задыхаться, ловить воздух ртом, как рыба, и глаза выпучивать. Похрипит вот так ночку, а на утро глаза помутнеют, зрачки закатятся — и прощай.
Постоянные разговоры о мертвецах вскоре надоели Хармону, он окрысился:
— Что вы все тоску нагоняете, а? Какой прок от этих похоронных песен? От этого что же, мор прекратится?! Скажите лучше, как его лечить, коли такие умные!
Вопрос не поставил беженцев в тупик. У каждого имелся свой надежный метод, испытанный на паре-тройке покойников.
— Мор надо лечить серебром, — утверждала старуха Мэй.
