Книга Четыре мушкетёра - Лион Моисеевич Измайлов

class="p1">Я вытащил из чемодана бутылку, тётя Паша стала собирать посуду, но так просто тётя Паша не могла согласиться и поэтому бурчала:

— Что это значит — врежем? Это что мы врежем?

— Это значит — дерябнем.

— Что это ещё за дерябнем? Подружку нашёл. Это что такое — дерябнем?

— Дерябнем — это значит вмажем.

— Что ещё мы вмажем? — не сдавалась тётя Паша.

— Синонимы получились, — сказал я, — Выпьем, тётя Паша, за процветание вашего замечательного города-курорта, за неиссякаемый ваш источник бодрости и материального благополучия.

Мы чокнулись и выпили.

— Хорошо пошла, — сказал я пошлость.

— Когда она у вас плохо-то шла, — всё бурчала тётя Паша.

— А что такие недовольные? Что такие сердитые? Это кто у нас такая брюзга? — Я стал делать тёте Паше козу.

Тётя Паша посмотрела на меня так, что коза сразу отбросила и рога, и копыта.

— Чего веселиться-то? — сказала тётя Паша. — Вон Трофим — дурак дураком — тут его огород, а тут мой. Источник он, понимаешь, открыл. У меня этот источник сто лет на огороде был. А он, вишь, первооткрыватель. Сейчас в трёхкомнатной квартире живёт. Завтра будете его аппаратами щёлкать. У него, понимаешь, она горячая, а у меня, понимаешь, она холодная.

— Как же так? — лениво спросил я. — Ведь рядом.

— А так. Ему ж на какую глубину пробурили — на двести метров. Поди, холодная она не будет. Мне бы на двести метров пробурили, у меня бы кипяток пошёл.

Вот и получается: родись счастливой.

— Бабуся, спать! — сказал я.

— Я те дам — бабуся, — заворчала тётя Паша, — я те что за бабуся, ты у меня тут без фамильярничев.

Я пошёл спать. Диван. Толстое ватное одеяло. Открытое окно, свежий воздух. И чистые прозрачные сны. Снились мне горная речка с форелью — почему-то в Сокольниках — и юрта. Я помню, был когда-то такой ресторанчик в Сокольническом парке под названием «Три юрты». Низенькие пуфики, коньяк и кумыс. И я пою: «Наш председатель колхоза растратил десять тысяч колхозных денег» — этакий акын. И вдруг гудок. Я почему-то на станции Москва-Третья. Ну да, шёл из парка, дошёл до станции. Гудит электричка, а гудок какой-то не электричкин. Зверский худок. Я проснулся.

Действительно гудок. Резкий, мощный. И вокзал ведь вроде далеко. А гудок близко. Я открыл глаза — напротив рядом с диваном стояла раскладушка. С подушки на меня смотрели два огромных глаза. Над глазами виднелась чёлка. Глаза были женские, чёлка почти мужская. В общем, как-то всё это совмещалось, и довольно красиво.

— Что это? — спросил я, не понимая происходящего.

— Где? — послышался шёпот с подушки.

— Там, — я показал глазами за окно.

— Пятичасовой экспресс.

— Далеко?

— От горы отражается, — она поняла мои сомнения.

Я вспомнил: вокзал справа, потом город, потом гора. Эхо усиливало гудок. Я закрыл глаза. Спать, спать. Вопрос не давал уснуть. Я открыл глаза. Она тоже.

— А вы кто?

— Дочка.

Можно было так и понять по одному первому ответу. Та же манера отвечать, что и у тёти Паши.

Я снова закрыл глаза. Но спать уже не мог — то ли от этого проклятого гудка, то ли от странности ситуации. А почему она здесь? Я открыл глаза. Она сказала:

— Потому что новая жиличка не захотела спать здесь.

— Я и не предлагал ей, — пробурчал я больше себе, чем ей.

Ясно, когда я лёг спать, тётя Паша, не найдя мужчину, привела женщину, и та, естественно, не захотела спать в одной комнате с незнакомым мужчиной. Но всё равно: противно, когда тобой пренебрегают.

— А вам, значит, можно?

— Ну и что? — ответила она вопросом.

Я уставился в потолок. Она засопела. Вот ведь дела! Спать не могу. Говорить неудобно. Можно закурить, если, конечно, можно.

Я тихонько достал сигарету, чиркнул спичкой. Сосед* ка открыла глаза. Вынула из-под одеяла руку, протянула её мне.

— Так сразу? — сострил я, поскольку боялся взять её за руку.

— Сигарету! — скомандовала она.

— Пожалуйста, — я протянул сигарету.

Потом я дал ей свою сигарету, и она прикурила от неё.

Почему я не зажёг спичку? При всей своей журналистской наглости бывают у меня моменты патологической застенчивости. Я боюсь использовать своё превосходство. Я не хотел зажигать спичку и рассматривать её. Обычно лица после сна помяты. Зачем смущать? Сигарета вспыхнула, осветив лицо, гладкое, свежее, с чёткими чертами, будто и не со сна. Она была, естественно, красивой. Естественно, для любого рассказа — устного и печатного.

Все мои приятели знакомятся только с красавицами, во всяком случае, если верить им. В рассказах, повестях, романах героини все как на подбор расписные, красоты неимоверной. В отличие от них моя соседка была страшна, как некрашеный танк. Ну и как? Интересно, что у меня с ней будет? Какие сложатся отношения, если она страшна? Ладно, не будем далеко отходить от общепринятых норм. Она была хороша собой. Во всяком случае, в темноте. Свет луны падал на её лицо, и тени от длинных ресниц дотягивались чуть ли не до губ, высокая грудь приподнимала одеяло двумя снежными бугорками, и тому подобная чушь.

Давайте честно. Она не была красавицей. Она даже не была красивой: никаких бугорков, ничего не вздымалось.

Говорят, самые красивые девушки в Краснодаре. Мой Сазоновград где-то там, на юге. К тому же если девушке двадцать три и она живёт на юге, то солнце, воздух и еда не дадут ей быть страшной. Что такое начинающаяся старость? Это состояние, когда все девушки двадцати лет кажутся красивыми.

Была ночь. Бессонница. Мы были вдвоём. Лежали в полуметре друг от друга. У неё были огромные глаза, тени от ресниц…

Короче, выбирайте сами. Варианты описаны.

— Он что, каждый день так гудит?

— Да.

Мы молча курили. Есть тьма охотников до приключений. Я сам был из их числа. Сейчас меня трактором не заставишь проявить инициативу. Тем более в ситуации, где напрашивается именно такое решение. Я не смог бы познакомиться на танцах. Я не могу познакомиться на юге вечером, когда все шеренгами вышагивают по набережной, разглядывая и выбирая, а главное — ожидая, что сейчас кто-то начнёт знакомиться. В ресторане не могу, хоть убейте.

Кому это нужно — убивать тебя? Не хочешь и не знакомься. Можно подумать, что все только и ждут тебя, умника и красавца. Между прочим, лет в двадцать ты путал Кваренги и Гварнери, а твоей внешностью вполне можно отпугивать ворон, если надеть на тебя что-нибудь соответствующее. «Посмотри на себя в зеркало — ты же идиот». Это уже цитата из письма некогда любившей меня Зои.