Книга Буря и пламя - Элейн Хо

к ладони на спине Эрис, к напряжению в плечах, когда они с Эрис кружились. Девушка опустила голову ему на грудь и прикрыла глаза, наслаждаясь гармонией их тел.

– И часто ты вот так учил других танцевать? – пробормотала она.

– Танцевать доводилось, но учить – нет. – Великан осекся, не зная, как продолжить. – Какие-то ты двусмысленные вопросы задаешь.

Эрис не ответила, только сильнее уткнулась ему в плащ, надеясь, что он не заметит румянца, залившего ее щеки.

– Моего расположения пытались добиться многие, – выверенным тоном пояснил великан. – А все потому, что у меня были власть и престиж. Многие из них казались вполне привлекательными, но в той жизни я так ни в кого и не влюбился.

Эрис вскинула бровь.

– Ты ведь был королем, а им вроде как полагается жениться. Почему же ты не женат?

– Ну… Вечная жизнь интересовала меня куда больше нынешней, – с легкой веселостью ответил великан.

Эрис тоже засмеялась.

– Ну еще бы.

Движения Чудовища замедлились, и Эрис сбилась с ритма. Она крепче схватилась за его локоть, чтобы не упасть, а оно и вовсе остановилось. Девушка недоуменно подняла на него глаза и увидела во взгляде великана такую нежность, какой прежде никогда не замечала.

– Но сейчас все иначе.

О нет.

В груди вдруг разлилось тепло. Эрис сглотнула, стараясь сдержать слезы, но зрение предательски затуманилось, и справляться с собой стало труднее.

– Прошу, останься, – прошептало Чудовище, и эти слова были точно руки, отчаянно впившиеся ей в плоть.

Эрис выпустила его пальцы и обняла его сама.

– Ты был так добр ко мне… – Ее голос дрогнул, выдавая всю сложность выбора. – Но я не могу.

Он легонько касался Эрис, а той хотелось, чтобы великан прижал ее к себе со всей силы, пусть и будет больно. Но этого не случилось.

– Жаль, что у нас было так мало времени.

Танец закончился. Великан сделал шаг назад и поклонился Эрис. Она не сразу сообразила, что надо ответить реверансом, но он дождался заветного движения, и они оба распрямились.

– Разреши тебя проводить, – попросило Чудовище и протянуло Эрис руку.

Переступая порог замка, Эрис чувствовала, как сильно великан стискивает ее руку, не желая ее отпускать. Во рту разлился солоноватый привкус тумана, прилетевшего с водопадов.

Великан сунул руку в складки плаща. В свете луны блеснула рукоять кинжала, обмотанная кожей.

– Я обещал вернуть его, когда ты сдержишь слово, – напомнило Чудовище и протянуло ей оружие. – Кажется, время пришло.

Девушка покачала головой.

– Он мне больше не нужен.

Великан пробежал пальцем по лезвию. Оно оставило на коже глубокий отпечаток.

– Тогда оставлю себе. На память.

Воспоминание. Вот чем она теперь станет. Вереницей историй, склеенных у него в сознании, как кусочки пергамента, которые неумолимо ветшают со временем. Возможно, однажды она совсем сотрется из памяти.

Но это ее выбор.

– Я тебя ни разу не благодарила, – с окрепшей решимостью произнесла девушка. – Ты научил меня магии и подарил счастье, которого я не знала прежде. Ты сделал меня той, кто я есть теперь. – Она нежно сжала его руку. – Спасибо тебе за все.

Великан опустился на колени и уткнулся лицом ей в тунику. Его сильные руки обвили ее в безмолвном неохотном прощании. Проститься словами было бы нестерпимо больно.

Человек плачет на разрушенном троне. Он заклеймен родными братьями, проклят, обречен на жизнь, лишенную смысла…

Борясь со слезами, Эрис нагнулась к Чудовищу и обняла его.

– Я вернусь, – подчинившись слабости, выпалила она. – Я успею, пока не закрылась прореха.

– Пообещай, – едва слышно прошептал великан.

Эрис отвернулась. Она знала – если обернется, то уже не сможет уйти.

– Обещаю.

Интерлюдия. Нить, из которой соткана ложь

Когда мы построили Кешгиум, мы разрешили народу обращаться к нам по любому поводу, который только требовал помощи. Каждый день у нас проходили аудиенции. Сперва к нам являлись с мелкими невзгодами: если вышел недовес ячменя или вино получилось слишком кислым. Мы выплачивали компенсацию, и не только. Но чем щедрее мы становились, тем чаще к нам обращались с серьезными неприятностями.

Я прикасаться к деньгам не мог – таков был приказ Саулоса, он объяснил это соображениями экономики, – а невыполнимых просьб к нам было столько, что пришлось создать целый свод правил и прописать в нем сферы, где мы бессильны. Народ возмутился, что мы не можем даровать чадородие, любовь и счастье. И воскрешать мертвых. С этим часто обращались. Причем к жизни хотели вернуть не только возлюбленных, но и собак, лошадей, а один раз даже ручную саранчу.

Магия вовсе не панацея, но я не винил народ в невежестве. Это нам повезло, что брат добровольно поделился с нами своим даром.

А мы за добро отплатили ему убийством.

Нет, куда лучше невежество.

Со временем наши старания стали незримыми. Мы подпитывали теченье ручьев, поддерживали дома, чтобы те не падали, помогали расти урожаю, но в личных делах участвовать перестали. Скоро поползли слухи о том, что мы утратили свое могущество, и в итоге начали судачить, что мы и вовсе не владеем никакой магией.

Воспользовавшись нашим мнимым бессилием, многие попытались изучать магию самостоятельно, но мы положили этому конец.

Знаешь ли ты, до чего тяжело построить город среди пустыни? В ту пору мы уже так устали, что не могли мыслить здраво. Мы шли, пока силы не оставили нас. Наши последователи – вернее, те из них, кто сумел выжить, – погибли бы в отчаянии, продолжи мы путь.

Земля, которую мы разрыли, чтобы возвести первые домики, на ощупь была точно стекло. Все было столь хрупко, столь ново, что даже самый слабый порыв сопротивления разрушил бы город. Мы утратили благосклонность Аэру, погубив короля. Саулос очень переживал из-за этого, гадал, как это отразится на нашем правлении, а я лишь думал о погибшем брате. Клеймо проклятия на руке служило мне вечным напоминанием о случившемся.

Да, мы останавливали новоиспеченных колдунов, но за всеми было не уследить. У меня руки дрожать начинали, стоило только подумать, что мы могли не заметить секретные люки и подпольные бункеры. Что, если в них скрывается маг? Тогда быть войне.

Милостивые боги, упасите нас от войны.

Мы стали лгать. Прошлый король был преступником. Сущим монстром. Он использовал магию, чтобы угнетать собственный народ. Только посмотрите, во что превратилась земля, взгляните, как страдают люди. Мы спасли вас от его злых чар. Видите, как ужасна магия? Запомните это.

Немногие из наших подданных умели читать, и мы обращались к ним с речами. А потом история стала передаваться из уст в уста и преобразилась. Вскоре король превратился в существо с козлиными ногами и рогами, как у барана, а из лужи его крови выросло дерево.

Ритуалов мы не придумывали. Я вот не могу отличить душицу от полыни и уж тем более не разбираюсь в дурманящих благовониях, которые священники несут по улицам, напевая молитвы, составленные из наших историй. Мы и не думали, что нас будут почитать. Но кто мы такие, чтобы мешать людям наслаждаться красотой рассвета, солнечных зайчиков, скачущих по бурному ручью, и петь песни, от которых слабеет боль потери? Наша магия не могла избавить их от этих страданий.

А потом последователи записали истории на бумаге, вот только это были уже их рассказы, а не наши.

Но я ни разу не воспротивился.

Очень сожалею, что опустил руки. Нас так истрепало бурное течение войны, что, казалось, еще немножко, и я не выдержу.

Я поддался жажде вечного мира, позабыв о нашей цели. Мы убили брата, потому что боялись, что тиран станет богом. Но здесь, в Кешгиуме, где магию давно позабыли, народ высекает наши статуи в мраморе. Мне построили белоснежный трон, украшенный золотом. Тяжелая корона венчает мне голову, я поднимаю меч, который вот уже несколько десятков лет не участвовал в бою, а толпа бросает к моим ногам розы и древесную кору.

Мы сами стали богами, которых жаждали уничтожить.

Палингенез

Глава тридцать вторая

Чтобы протиснуться в узкую щель в скале, Эрис пришлось идти боком и пригнуться под гладким каменным сводом. Расщелина