Книга Конец века - Андрей Респов

Не мог же я, в конце концов, сказать Высоковскому, что не всё так мрачно и непоправимо, что через десять лет кастрированное и перекроенное, высшее медицинское и не только, образование начнёт штамповать совсем других молодых специалистов, что не все из них будут потерянными для врачебной стези, вот только будет их всё меньше и меньше интересовать здоровье больного, а всё больше собственная мошна. А пациентов всё чаще станут называть клиентами. Грань тонка… Нет, ничего этого я ему, конечно, не скажу. Ну эту тему на хрен! Ещё удар старика хватит. Достаточно и того, что уже наговорил. Вон, лицо профа налилось дурной краснотой.

За экзаменационным столом повисло неловкое молчание.

— Мне жаль вас, Луговой… — Высоковский весь как-то обмяк, снова откинувшись на спинку стула, — если вы сейчас так рассуждаете, то что будет в будущем?

— Всё будет хорошо, Георгий Александрович! — перешёл я на русский язык, — будет время и для науки, и для жизни со всеми радостями и печалями. И пусть мы поколение проигравших, это не значит, что дети и внуки наши будут такими. Уж мы постараемся, не переживайте. Известно же, на Руси всегда говорили: «За битого двух небитых дают, да и то не берут!»

— Ладно, Луговой, — также по-русски продолжил Высоковский, — не со всеми твоими словами я согласен. Время покажет, как говорится. Но и отступить окончательно не могу. Всё же, если заинтересует серьёзное дело, милости прошу. Всегда буду рад видеть у себя студента с головой на плечах.

— Спасибо! — от души поблагодарил я.

Вот же, характер! Силища! Я же видел, за многое из сказанного мной проф был готов задушить собственными руками. Но против очевидных фактов не попёр. Достаточно выглянуть на улицу.

— Луговой, распишись! — остановила меня, уже было рванувшего к выходу, Амирова. Едва я наклонился над столом, как она прошипела мне прямо в ухо: «Ты что наговорил профессору, наглец?»

— Всё в рамках, Сапфира Султановна! Честное комсомольское. Всего лишь научный социологический спор. И только, — для убедительности я пожал плечами и состроил удивлённую мину.

— Да? — недоверчиво переспросила Шахерезада деканата лечебного факультета, скосив взгляд на сидевшую рядом заведующую кафедрой.

— Сапфирочка, всё нормально. Ну, поспорили мужчины? Эка невидаль? Ничего страшного, иди Гаврюша, иди дорогой. Эстернат тебе зачли. Приказ завтра ректор подпишет, и на этом всё.

— Благодарю. Очень признателен за заботу и понимание, — на полном серьёзе поблагодарил я Стефанию Генриховну, на самом деле за то, что не стала делать из мухи слона.

На улице было ещё светло, и ноги сами понесли меня к африканцу, так вовремя сосватавшему мне нового работодателя. Тем более что и общежитие находилось всего-то в паре шагов.

После экзамена оставался неприятный осадок. И чего я так вызверился на профессора? Он же вполне искренне, как и многие вокруг, охреневает от творящейся ереси. Тут некстати вспомнилось, что он, ещё довольно крепкий старик, уйдёт из жизни тихо и незаметно то ли в 94-м, то ли в 95-м году. Не выдержит, видимо, душа развала не только союза, но и дела всей жизни. На душе ещё больше заскребли кошки. Мда-а-а… а сколько их таких историй ещё будет? И не сочтёшь.

Да ещё я тут со своим пафосным выпендрёжем послезнания! Но ведь не железный же, в конце концов? Ай, ладно, проехали! Будем объективны: нет у меня полной уверенности в идентичности этой временной линии с основной. Нет, вот хоть режь!

Сдаётся мне, впереди будет ещё немало поводов огорчить по поводу и без оного обитателей этой реальности. И не только по социально-политическим мотивам. Такова уж неприглядная часть доли вынужденного попаданца. И чем больше я буду вмешиваться, тем больше будет пострадавших. Кушайте, господин Луговой, заваренную кашку, не обляпайтесь!

Орлинду оказался на месте и встретил меня неожиданно жаркими объятиями, похлопывая по плечам и спине своими крепкими ладонями.

— Хай, виджана! Молодец, что зашёл. Садись. Кушать хочешь?

— Да я бы от твоего кофе не отказался, амиго.

Глава 12

Глава двенадцатая

Читаем по слогам,

Внимательно и вдумчиво.

Нам роли раздают

Специально обученные.

Читаем по ролям

И помним про учителя.

А после запятых

Не надо говорить,

Молчим.

Е.В. Хрулёва

От хлебосольного коммуниста с чёрного континента было не так-то легко отделаться. Пришлось, чтобы не обижать искренне радовавшегося моему приходу Орлинду, разделить с ним не совсем привычную трапезу. Вы пробовали когда-нибудь жаренную «сельдь иваси» из большой железной банки? С разваренной картошкой, луком? И подозрительным душком? Нет?

Запивать это всё предполагалось французским грушевым кальвадосом! Хорошо хоть напиток был щедро разбавлен льдом и апельсиновой цедрой в стеклянном кувшине. Не люблю приторного пойла.

Несмотря на изначально кажущееся отсутствие гармонии между выпивкой и закуской, трапеза вышла по-настоящему выдающейся.

— Чего робеешь, виджана? Налетай! — Орлинду сунул мне в руку алюминиевую вилку и пододвинул блюдо с обжаренной сельдью поближе.

Я всё не решался и сторожко принюхивался к необычному запаху, исходившему от рыбы.

— Не переживай, Люговой. К жареным сардинам я пристрастился в своё время в Осаке. Япошки их очень уважают! То, что вы называете «иваси», в стране Заходящего Солнца зовётся «ма-иваси» — тихоокеанская сардина. У вас в СССР в больших банках сельдь сохраняют с пряностями, так что приходится её вымачивать какое-то время, ну и при жарке терпеть не совсем приятный запах. Но вкус бесподобный. Пробуй, виджана!

Я всё же решился — и не смог остановиться, пока не смолотил две внушительные рыбины с картошкой.

— Чин-чин, виджана! — Орлинду разлил коктейль в широкие двухсотграммовые хрустальные стаканы. Выпили. Я оценил терпковато-сладковатый цитрусовый букет. А какой холодный! Аж зубы заломило. И снова заработал вилкой.

— Потчуешь по-королевски, господин ди Оливера, — наконец выдохнул я, утолив первый голод и с удовольствием выцедив стакан коктейля. Лёд захрустел на зубах. Приятное тепло разлилось внутри, слегка затуманив мысли.

— Хороший день, Люговой! Ты сам не понимаешь, какое важное дело сделал для меня. Поэтому прими мою благодарность.

— С чего бы? Мы ж вроде в расчёте? — откровенно удивился я.

— Хорошо отработал. Оправдал ожидания. А значит, поддержал моё реноме делового партнёра у очень, хм, важного…нужного мне человека.

— Да ладно тебе. Чего я там сделал-то? Шкурок подёргал с полтора десятка мешков. Да и заплатили неплохо. Обычное дело.

— Обычное дело? Не говори так, виджана, ой, не говори! Сделал,