Книга Колдуны войны и Светозарная Русь - Александр Андреевич Проханов

благотвори! Ступай к другим. Уже написан Вертер, А в наши дни и воздух пахнет смертью: Открыть окно — что жилы отворить.

Но, видимо, моя молитва не достигла Господа, потому что снова в Секторе Газа грохочут взрывы. Снова мчатся с ошалелым воем по улицам Газы кареты «скорой помощи». И снова на операционный стол кладут девочку с оторванными руками. В это же время в Донецке на операционный стол кладут такую же девочку с оторванными руками. И я в отчаянии повторяю слова великого поэта Александра Блока: «Доколе коршуну кружить? Доколе матери тужить?»

Закат «Южмаша»[62]

На ракетный завод «Южмаш», что в Днепропетровске, пришли представители военкомата с облавой. Шестая волна мобилизации коснулась великого завода. «Ловцы человеков» стоят на проходной и выхватывают выходящих рабочих и инженеров, вручая им повестки. Молодых и пожилых, неопытных и с научными степенями, — всех гребут. Суют им в руки автоматы и отправляют в зону АТО. Это напоминает тотальную мобилизацию Германии сорок пятого года. Тогда в обмелевший вермахт брали малолеток и глубоких старцев. Скоро на Украине появятся батальоны, сидящие в инвалидных колясках.

«Южмаш» — великий завод, драгоценное детище советского военно-промышленного комплекса. «Севмаш» в Северодвинске выпускал могучие подводные лодки, заполонившие мировой океан, «Южмаш» в Днепропетровске производил ракеты, и среди них — грандиозная ракета «Сатана», которая спасла мир. Чудовищная, с неограниченной дальностью, с десятком ядерных боезарядов, снабжённая системой ложных целей, делающих её неуязвимой, «Сатана», поставленная на дежурство в шахты, сдержала американский ядерный натиск, установила ядерный паритет, предотвратила третью мировую ядерную войну, которая могла испепелить земной шар. Эта ракета-миротворец, выставленная перед входом на завод, является памятником советской техносферы, сделавшей государство Советов мировой сверхдержавой.

Теперь «Южмашу», этому мессианскому заводу, приходит конец. Разрубленная топором в девяносто первом году великая страна ещё пыталась сохранить своё экономическое и индустриальное единство. «Южмаш» кооперировался с российскими заводами, участвовал в строительстве ракетоносителей и кораблей нового поколения.

Я побывал на «Южмаше» в момент, когда на майдане уже стояли шатры, формировались боевые дружины, накапливались горы автомобильных покрышек. В железных бочках горели дрова, и я грел над огнём свои руки, пропитываясь этим ядовитым дымом близкого несчастья.

На заводе мне показывали цеха, недостроенные ракеты. Я встречался с директором, с инженерами, рабочими. Они уповали на интеграцию с российскими предприятиями. Я спрашивал их о майдане, о ядовитых политических ветрах, которые несутся

над Украиной. Они отвечали уклончиво, не хотели вступать в политические диспуты, уверяя, что политика — не их, инженеров, дело. Что их удел — строить совершенные машины, и киевская политика пройдёт стороной. Не прошла. Вместо новых ракетных заказов они получили Коломойского с его криминальной экономикой и бессовестной русофобией. Заказы не состоялись. Политика пришла на «Южмаш». Дым майдана окутал цеха. Теперь завод теряет своих инженеров и мастеров, пустеет, остаются на стапелях недостроенные ракеты — драгоценные экспонаты для будущих археологов.

Тогда же, накануне государственного переворота, я объехал многие крупные предприятия Украины. Харьков с его «Турбоатомом» поставлял для российских атомных станций могучие турбины, с нетерпением ждал закладки новых атомных станций. КБ Антонова, создавшее в своё время легендарный «Руслан» — гигантский воздушный грузовик, и фантастическую «Мрию», которая переносила на своей спине космический челнок «Буран», КБ Антонова уповало на новую кооперацию с российскими авиационными заводами. Запорожский моторостроительный завод работал на полную мощь для российских вертолётных заводов. И всё это рухнуло, обратилось в прах после катастрофы майдана.

Украинская техносфера — наследница великой советской промышленности, погружается на дно, как Атлантида. И там, во тьме наступивших экономических бед, кончается Украина, кончаются её научные КБ, её фантастические производства, её дерзновенные инженеры и учёные. Опускаясь на дно истории, украинская промышленность станет прибежищем морских червей и угрюмых крабов.

Это погружение во тьму будет мучительным. На предприятиях КБ Антонова мне показывали цех, где самолёты проходят испытания на прочность. Машины, закованные в кандалы, поднятые на дыбу, растянутые цепями, медленно мучаются, стонут, скрипят. Им выворачивают суставы, гнут и ломают крылья, переламывают хребты. Это метафора сегодняшней украинской индустрии и самой Украины.

Прощай, «Южмаш»! Кланяюсь тебе до земли. Оплакиваю тебя. Я закрыл тебе глаза. Иду с непокрытой головой за твоим гробом — за огромным чёрным катафалком, в котором лежит Украина.

Цветок на могилу героя[63]

В Донецке била артиллерия, шумел ночной ливень, ухал утренний церковный колокол, и я ехал на Саур-Могилу представлять мою новую книгу о войне на Донбассе «Убийство городов».

Саур-Могила — одна из трёх священных русских гор. Её брат — Мамаев курган, где шли кромешные битвы под Сталинградом, и теперь высятся грандиозные — из бетона и металла — монументы героев, напоминающие исполинов. Сестра её — Сапун-Гора, где шли кровавые битвы за Севастополь, и сейчас на этой горе, сжимая автоматы и гранаты, стоят великаны, заслонившие город от фашистов.

На Саур-Могиле в сорок третьем шла битва за Донбасс, и те, кто выиграли ту битву и разгромили фашистов, ныне отлиты в металле и бетоне. Монументы глядят суровыми лицами пехотинцев, артиллеристов, танкистов. Застыли пропеллеры «штурмовиков», гусеницы танков и стволы миномётов.

Год назад на этой горе шли страшные бои. Бандеровцы рвались на Саур-Могилу, где засели ополченцы, отбивая атаки. Бандеровцы поливали эту гору сталью, огнём и своей расплавленной ненавистью. Монументы были иссечены осколками, продырявлены снарядами, обожжены взрывами. У бетонных пехотинцев были выбиты глаза, у лётчиков оторваны надбровные дуги, у танкистов продырявлены лбы. Ополченцы сражались до последнего. А когда кончились снаряды, и вал неприятеля шёл на них, они вызвали огонь на себя. И сейчас на вершине горы, где дуют чудовищные ветры, трепещут флаги, и над могилами павших героев краснеют вечно живые цветы.

Я ехал на Саур-Могилу со своими книгами, потому что там, на той вершине, среди ураганных ветров, я задумал эту книгу и дал слово написать о войне восставшего народа, отбивающего чудовищный чёрный вал, хлынувший с Запада на Россию. Саур-Могила — волнорез, о который разбивается этот вал и не доходит до рубежей моей родины.

Герой моей книги здесь, на Саур-Могиле, переживает преображение, понимая смысл этого вселенского восстания — восстания за справедливость, за новый светоносный мир. Восстания, в котором народ Донбасса грудью встал на защиту не только своих порогов, но и русских границ, на защиту Сталинграда, Москвы, Севастополя. Встал на защиту всего человечества, которое сбрасывает с себя обветшавшую кожу старого мира, где царят насилие, зло, жестокая несправедливость и тьма. На Саур-Могиле