Книга В те холодные дни - Владимир Сергеевич Беляев

class="p1">Сиротка Мария была тихая, скромная девушка. Данила пожалел ее как дальнюю родственницу своего крестного отца и кстати приметил как невесту для сына и будущую сноху. К радости Данилы, Мария Никифору понравилась. Молодые люди быстро подружились, в субботу и в воскресенье Никифор и Мария ходили в клуб, бывали на вечеринках, а вернувшись домой, рассказывали Даниле, каких людей встречали, какие разговоры слышали. Постепенно они оба стали время от времени склонять Данилу в колхоз. Отец упрямился, и жизнь в доме стала невыносима.

Как-то узнал Никифор, что многие его сверстники завербовались строить какой-то большой завод.

— Поедем с нами! — звали они Никифора. — Не одна доля теперь у деревенского парня. Кто хочет, пусть крестьянствует, а кому и в город не заказано, в рабочие пойдем.

И Никифор отважился уехать в город. Марию уговорил не сразу: жалко ей было оставлять старика, да и на новое место невесть куда ехать боязно. Решили, что пусть сначала Никифор осмотрится, обживется, а там видно будет.

Весной Мария появилась на стройке, разыскала Никифора.

— Не пропадем, — сказал ей Никифор. — Поженимся, получим место в общежитии, будем жить и работать. Согласна, Мария?

С тех пор прошло немало лет, и вот Никифора пригласили в завком, и сам товарищ Квасков торжественно объявил:

— Мы тут посоветовались, Никифор Данилович, и решили отпраздновать твой юбилей всем заводом в новом Доме культуры.

— Это зачем же в Доме культуры? — возразил Никифор Данилович. — Конечно, весьма благодарен и тронут, однако не согласен, потому как я не народный артист и сидеть мне на сцене перед публикой никак не привычно. А если кто хочет уважение мне оказать, милости прошу в мой дом. Всем найдется и место, и выпивка, и закуска.

Так и не уломали Шкуратова, не завлекли в Дом культуры. Старик твердо решил отмечать юбилей в своем доме, в семье, среди друзей и товарищей.

 

Наступил торжественный день.

К вечеру в доме Шкуратовых собралось множество народу, человек сто. Все хлопала калитка, ни на минуту не закрывалась дверь высокого дома, где ярко горел свет, звенели песни.

За тесно сдвинутыми столами, щедро уставленными разнообразной снедью, собрались многочисленные родственники и друзья Никифора Даниловича, его заводские соратники, товарищи по работе, старые и молодые, сверстники и ученики.

Звенели стаканы и рюмки, гостям наливали вино, подавали закуски. Опоздавшим ставили табуретки, тумбочки, стулья, усаживали теснее. Все двери были сняты с петель, столы тянулись сплошным застольем из комнаты в комнату.

Произносились поздравительные речи, преподносились подарки — и от завкома, и от цехкома, и от дирекции, и личные дары от родственников, от друзей, от сослуживцев.

— Считай, это от всех нас, как говорится, в знак любви и уважения к тебе, Никифор Данилович, и к твоей супруге Марии Емельяновне, — кричал Квасков, обращаясь к юбиляру и его жене. — Ты всегда был примером для нас. От всей души желаем тебе большого счастья и богатырского здоровья, дорогой наш именинник.

Никифор Данилович заерзал на стуле, поднялся, ворчливо сказал:

— Больно скорбные слова говорите: был, работал, шумел. Будто на последнее прощание пришли. Я еще пошумлю и поработаю будь здоров! А ну-ка, сыграйте на гармони, ребята. Спляшем «Уралочку»! Не жалей сапог, танцуй до упаду!

В самый разгар танца в доме юбиляра неожиданно появились еще два гостя — Косачев и Пронин. Молча стояли на пороге, никто не обращал на них внимания. Кто самозабвенно плясал, кто пел, а кто в азарте хлопал в ладоши, выкрикивая:

— Во дают!

— Браво!

Пронин первый прошел вперед, стараясь показаться на глаза Никифору Даниловичу. Пробираясь между гостями, стал притопывать, вышел в круг и, подойдя к хозяйской паре, разбил ее, взявши за руку Марию Емельяновну.

Никифор Данилович по инерции еще раза два топнул ногами и вдруг остановился. Остановилась и Мария Емельяновна. Смолкла музыка. Многие с удивлением смотрели на неожиданного гостя.

— Ты что? — сказал Никифор Данилович. — Снишься мне или в самом деле пришел? Вот чудеса, Иван Николаевич!

Они крепко обнялись. С радостным удивлением смотрела на гостя и хозяйка дома, Мария Емельяновна.

— Да как же это ты? Какими судьбами? Вот не думали! — запричитала она.

А Косачев тем временем с другой стороны успел протиснуться в гущу гостей, здоровался, кланялся всем. Гости потеснились, пропустили директора в переднюю комнату, к хозяйке и хозяину.

Никифор Данилович, едва отдышавшись, хлопал ладонью по рукам Косачева и Пронина, радостно говорил:

— Вот оно как, а! Спасибо, пришли, какую радость доставили. Я думал, ты не придешь, Сергей Тарасович, сказали: в Москву улетел по делам. Да нет, не забыл старого друга. Милости просим! Проходите к столу, дорогие гости!

— Садитесь к нам, Сергей Тарасович, — закричали за столом, — сюда!

— Нет, к нам! — приглашали директора к другому краю стола. — У нас просторнее.

— Лучше к нам, товарищ директор! Они непьющие и песен не знают. А мы с вами нашу любимую споем.

Косачев с удовольствием и открытой радостью смотрел на окружающих, было приятно, что все это слышит и видит Пронин. Давненько он не бывал на наших заводах, в чужих странах жил, пускай посмотрит, послушает. Пусть знает наших, мы тут не теряем времени даром, и государству силы даем, и сами живем, с нуждой не знаемся. И Косачеву захотелось даже похвастаться перед столичным товарищем, какое отличное хозяйство у него. Вот она, наша рабочая гвардия, смотри, залюбуешься.

Пронин оглядывался по сторонам, смотрел на людей, многих узнавал и приветствовал поклоном головы.

Усаживаясь за стол, Косачев вдруг увидел рядом с собой Николая. Обрадовался, схватил его за плечи, обнял, прижал к себе, как мальчишку.

— Ух какой же ты стал! Был бы я флотским командиром, ни за что не отпустил бы такого на сушу. Из таких адмиралы растут.

— Зачем мне в адмиралы? — смутился Николай. — Мне и здесь хорошо.

— Правильно думаешь, — горячился Косачев. — Не зря ел наш заводской хлеб, нашу закваску получал. Мне говорили, что ты вернулся на завод, только не пойму, почему не на свое место — в бригаду сварщиков? Зачем подался в другой цех? А мне позарез нужны хорошие сварщики. Прошу тебя, Николай, возвращайся в экспериментальный цех. Такие дела начинаются! Иди, помогай!

Никифор Данилович с благодарностью принимал поздравления, слушал песни, смотрел на удалых плясунов и вспоминал прожитые годы. В памяти вставало то одно, то другое время, оживали лица друзей и товарищей, мелькали картины заводской и семейной жизни. С особенной радостью поглядывал на своих детей. Всех воспитал, всех вывел в люди, следит за каждым шагом, не оступились бы, не свернули бы ненароком с рабочей дороги. Что там ни говори, а ему