Книга Порог - Олег Рой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тошнотворно! Это надо выжигать начисто.
Вот у какой-то девушки двое подростков выхватили телефон и, разбрызгивая лужи, побежали вдоль улицы, тут же запетляв среди везде развешанной одежды. Их достаточно быстро поймали такие же оборванцы и сразу же принялись избивать воришек прямо посреди проулка. Поднялись шум и вопли, в которых слышалось что-то про полицию, но никакая полиция не спешила к месту происшествия.
«Ни черта ж себе, — пробормотал Бизанкур. — Не зря это „райское местечко“ называют адом на земле».
Да, здесь и в самом деле царила средневековая антисанитария и такие же нравы.
Здесь же ему предстояло найти Даниэля и Камарию Эбале и их сына Бапото, добродетель Терпения.
Жан-Жак не выдержал и рассмеялся сквозь зубы.
— Кто-то там, наверху, явно сошел с ума… — процедил он. — Поистине ангельским должно быть терпение, чтобы сохранять здесь рассудок. Впрочем, вероятно, сопляк слишком мал, чтобы понимать, куда запихал его добрый создатель. Только какие у него у самого были мотивы?!
«Неисповедимы пути Господни», — что-то шепнуло внутри него, и он скривился, как от острой зубной боли — так это было неожиданно и неприятно.
Внезапно нечто странное привлекло его внимание совсем неподалеку. Девочка лет двенадцати, затянутая в черно-белое трико, несмотря на жару, упорно делала упражнения балетных па. Маленькая балерина посреди гор мусора и наспех сколоченных лачуг. Ее движения были выверенными и изящными, словно удивительная бабочка почему-то решила спуститься в самую преисподнюю, чтобы хоть как-то украсить ее безрадостность взмахами своих изысканных черно-белых крыл.
Жан-Жак поневоле задержал на ней взгляд и на несколько секунд залюбовался. Но вскоре он представил, как раздавил бы эту бабочку сапогом, настолько она показалась ему неуместной здесь. Не место легкокрылым созданиям в таком жалком месте. Не только здесь, но и везде. Удивительная глупость — не понимать, сколь хрупка и беззащитна сама человеческая жизнь, и продолжать вопреки всему делать вид, что человек — венец творения. И эти вот танцы на помойке — просто нелепое извращение.
Да и сам факт того, что здесь можно дойти до идиотизма, воспроизводя себе подобных, не укладывался у него в голове. Поистине, человек во много раз хуже животного. Те хоть повинуются инстинктам. Но родить здесь, да еще и будущего апостола?!
— Вы сами виноваты, — прошептал он. — Здесь, среди мусорных куч, куда проще будет смешать его с прахом, из которого он вышел и куда его надлежит вернуть. Никакого терпения здесь быть не должно. И не будет… А теперь вперед, нужно еще его найти.
Собственно, сие было не так сложно в этом гадюшнике — все же не Нью-Йорк и даже не Майами.
Но все оказалось еще проще. Поистине, судьба была за него. Он, как гончая, шел по следу и видел по пути, фигурально выражаясь, то клок шерсти на ветке, то оброненный фантик.
— Эй, сучка Эбале, держи должок, сигаретку, — услышал он.
Камария, похожая на встрепанного тощего подростка в мешковатой тунике, сидела на пороге своего домишки, если так можно назвать это сооружение. Она держала на руках полугодовалого на вид, голого пацаненка и бессмысленно раскачивалась, глядя куда-то в пустоту. Не глядя, взяла она сигарету, которую ей протягивала смуглая рука. Рука принадлежала молодой стройной женщине с небрежным тюрбаном на голове, которая независимой и развязной походкой уже удалялась прочь. Враждебного в ее тоне не было ничего, а «сучками», видимо, она привыкла называть практически всех соседок и знакомых.
«Интересно, что так подкосило „сучку“ Камарию», — подумал Жан-Жак, приготовившись было к участливому тихому разговору, и уже присел было неподалеку на корточки.
Но он ошибался насчет предполагаемого тона и смысла их предстоящей беседы. Беседовать с ним никто не собирался.
— Поди на хрен, урод! — с ненавистью тихо плюнула в его сторону Камария, не переставая раскачиваться. — Он мне обещал тысячу долларов. И я их получу. А вы все подите НА ХРЕН!
Она возвысила голос почти до визга. Бизанкур вскочил от неожиданности и попятился. Камария все так же глазела куда-то в пространство. Жан-Жак присмотрелся. Ребенок на ее руках был явно живым, но подозрительно сонным и безучастным. «Он под наркотой. Так же, как и его мамаша», — неожиданно предположил Бизанкур и понял, что он прав.
Мозг его заработал со скоростью компьютера, сопоставляя прочитанное накануне. Безработица и нищета — особенно в этом районе. И… да, ведь он же читал, что они продают собственных детей! Но и предположить не мог, что судьба благосклонно подсунет ему эту возможность под самый нос. Как? Неужели ему везет НАСТОЛЬКО?!
— Кто тебе обещал тысячу баксов? — тихо, даже нежно, чтобы не спугнуть, прошелестел он.
— Поди на хрен, коп! — снова выплюнула Камария. — Я все равно его продам! Теперь все равно… Не твое дело. Не твое. Сучье. Дело. Даниэль. Даниэль. Даниэль…
Она неожиданно зарыдала. Ее полная нижняя губа тяжело опустилась, обнажая зубы, потянулась тягучая нить слюны. «Походу, безнадежна, — подумал Жан-Жак. — Принять меня за копа. Когда у меня вид нищего забулдыги. Или у них и копы здесь так выглядят? Или я слишком пристально на нее смотрел? Или она в принципе переобщалась с копами? „Даниэль“. Это ее муж и отец ребенка. Бросил он ее, что ли?.. Так, соображай, и быстро. Что-то происходит, я чувствую… Надо ускоряться…»
Он зашел за кособокую постройку и вышел оттуда миловидной девушкой, чьи светлые волосы были стянуты в конский хвост на макушке — типичный волонтер детского фонда ЮНИСЕФ, еще и с их голубенькой эмблемой на белой футболке. Пройдя немного вперед по улочке и стараясь не терять из виду Камарию, Жан-Жак де Бизанкур увидел полную и спокойную на вид женщину, развешивающую белье. За ее юбку цеплялся голый грязный карапуз.
«Меня сейчас стошнит, — подумал Бизанкур. — Держись, не раскисай…»
— Подскажите, пожалуйста, что случилось у Камарии? — мило улыбаясь губами белокурой волонтерши, спросил он.
— Да разве ваши не знают? — простодушно удивилась та.
— Нет, мы служба другого департамента, — лучезарно улыбнулась «блондинка». — Приходили из Координации гуманитарных вопросов.
Жан-Жак знал, что этого ответа будет достаточно.
— Третьего дня мужа этой дурехи, Даниэля, зарезали в драке, — флегматично и буднично, как будто не в первый раз, пояснила жительница трущоб.
Видимо, она была не прочь почесать языком. Не такой уж это был секрет, как тут вообще что-то можно удержать в секрете?
— Она совсем тетеха, Камария-то, — продолжала откровенничать толстуха, закинув себе на плечо то, что не успела развесить. — К жизни неприспособленная. То плачет, то орет как резаная, ругается, а толком ничего и не делает. Вот и подсела потихоньку на «синтетики», как сюда перебрались. От слабости. Перебрались, когда Даниэль разорился, и банки конкретно схватили его за задницу, а Камария уже была на четвертом месяце. Ему пришлось все продать, и бизнес за бесценок, и за дом они уже не могли выплачивать… А он ее все бодрил. Мол, все поправит. Кто ж теперь проверит, получилось бы у него или нет. Отсюда редко кто выбирается. Теперь и вовсе зарезали беднягу. Теперь банки за Камарию возьмутся. Но хорошо хоть, ребенку повезло, сегодня его заберут…