Книга Феникс. Возродиться из пепла - Бекки Чейз

В ответ Айри корчит рожицу, передразнивая его серьезность — и ожидаемо нарывается на дополнительное задание.

— Почему только я? — вспыхивает она.

— И напишешь эссе о смирении, — невозмутимо продолжает Данталион, а когда Айри снова артачится, добавляет с ехидцей: — А после занятия составишь каталог рукописных собраний об Апокалипсисе.

— Какого черта?

— Еще одно возражение — и будешь разбирать кладовую со стягами. Не советую со мной спорить.

— Лучше спорь, — подначивает Лэм. — Кладовая в его личном кабинете. Там вам никто не помешает.

Пока они хихикают, обсуждая наряды для отработки в обществе Данталиона, я оглядываюсь на скрытый под водой алтарь. Как же выяснить, чье имя было затерто? И главное зачем?

Тишину за окном нарушает лишь еле слышный шелест листьев, который ночной ветер изредка доносит из сада. Нет ни криков птиц, ни лая собак, ни музыки из динамиков, ни гула двигателей. В большом мегаполисе эти звуки быстро становятся белым шумом и не вызывают дискомфорта. Здесь же мне приходится привыкать к оглушающему безмолвию.

Я закрываю глаза и пытаюсь думать об умиротворении и благодати, но вместо них мысли крутятся возле надписи на скрещенных клинках. Я ведь так и не притронулась к алтарю, когда ныряла. Вдруг причина кошмаров кроется в этом? И одно простое касание может их прекратить, дав ответы на все вопросы?

С полчаса поторговавшись с собой, я все-таки лечу в сенот и осторожно захожу в воду. Господи, помоги. Рассей мои сомнения и прекрати кошмары.

Я тянусь вперед. Пальцы натыкаются на мрамор, я вздрагиваю… и ничего не происходит. Опешив, я снова прикладываю руку — и снова ничего. Черная пустота. Как же так? Ведь раньше получалось!

Стиснув зубы, я упрямо не отнимаю ладонь от креста, и вдруг в непроглядном мраке мелькает чья-то тень. Осознав, что темнота и есть часть видения, я с готовностью погружаюсь в его опасную глубину… и слышу, как сквозь толщу воды прорывается нарастающий гул. Я озираюсь по сторонам, надеясь определить источник, когда меня ослепляет вспышка!

Весь храм в огне. Пылает окровавленный алтарь, изувеченное тело архангела — то, что от него осталось — горят стены, увитые плющом, лавровые венки на колоннах. От жара трескаются витражи в окнах и со звоном осыпаются на пол. В центре этого хаоса клубится густой дым, а возле него мечется худенькая фигура в белом. Падает на колени, пытается отползти прочь и натужно кашляет, задыхаясь.

Я силюсь увидеть больше, но мне мешает чей-то силуэт — горделивая осанка, одеяние, расшитое золотом, мерцающее свечение над крыльями. Еще один архангел?

— Поднимайся! — приказывает он, склоняясь над бьющимся в агонии телом — я все еще не вижу, к кому, но точно могу определить, кто.

Я идиотка. Ответ всегда был рядом. Прямо под носом!

Видение растворяется, но мне его мало. Я должна убедиться, что мне не показалось.  Что это действительно он. Нырнув, я прикасаюсь к алтарю, и вглядываюсь в знакомое лицо. Оно моложе, чем сейчас, и прическа без залысин, но глаза… их спутать невозможно.

— И улетай!

Силуэт архангела исчезает, а я с упорством маньяка прижимаю ладонь к той самой букве «р». Вот же подсказка! И как я могла столько времени гадать? Наглотавшись воды, я отплевываюсь, но не могу заставить себя всплыть. Еще раз. Я посмотрю еще раз.

Грань между видением и реальностью размыта. Мне дурно. Ноги подкашиваются, затягивая в вязкую темноту.

— Сообщи серафимам! Только с ними мы остановим пламя!

Слух улавливает приближающееся хлопанье крыльев. И громкий всплеск, словно что-то тяжелое рухнуло рядом. И в ту же секунду сильные руки рывком поднимают меня из воды. Я даже не задаюсь вопросом, кто это может быть. Его прикосновение я узнаю всегда. И тяжелое дыхание, когда он взбешен. Слабея, я приваливаюсь к горячей груди. Висок трется о щетину на подбородке.

— Я должна была… увидеть…

— Хватит! — рявкает Люцифер.

Контуры его лица расплываются перед глазами — я близка к обмороку.

— Нельзя так опрометчиво играть с энергией прошлого! — рычит он, возносясь в темное небо через обвалившийся свод. — Погружение тебя истощит.

Неважно. Главное успеть сказать. Пусть хоть кто-нибудь еще узнает правду.

— Второй архангел… — шепчу я, цепляясь за ворот его рубашки. — Это Визарий.

Последнее, что замечает угасающее сознание — пристальный взгляд Люцифера, в котором почему-то нет ни намека на удивление.

Сила и слабость

В лазарете меня не отпускает ощущение, что лекарь перепутал настойки и вместо восстанавливающей наливает в стакан средство от бессонницы. Даже на вторую ночь я не отрываю голову от подушки. Контуры стен плывут, знакомые голоса слышатся сквозь туман — друзья обеспокоены и наседают на персонал больничного крыла. 

— Когда ей станет лучше? — требовательно спрашивает Айри. — Вы же понимаете, что такое состояние опасно?

— Какой диагноз вы поставили? — не отстает Лэм.

— Не будите, — шикает на них Ферцана. — Ей надо хорошенько выспаться.

Под утро дремота отступает, и я с трудом сажусь на кровати.

— Не делай резких движений, — ко мне кидается сразу двое лекарей.

Оба долго измеряют показатели и что-то сосредоточенно записывают в блокнотах, прежде чем выдать новую порцию лекарства. От него сознание не мутнеет, и я, наконец, могу все спокойно обдумать.

Плавные взмахи черных крыльев поднимают меня к ночному небу. Прикрыв тяжелеющие веки, я утыкаюсь носом в шею Люцифера. Слишком интимный жест, но сил корить себя за него нет. Как и на то, чтобы лететь самой. Тело не просто расслабленно, я вымотана, словно пробежала марафон в сотню миль. В голове шум, дыхание сбилось, рука безжизненно свисает вдоль крыла — я не могу даже обхватить Люцифера за шею.

— Почему ты не сказал? — срывается с губ сдавленный шепот.

Чем дальше мы от храма, тем яснее мысли. Люцифер знал про Израэля — а значит и про Визария — но молчал. Я по-прежнему не заслужила доверия.

С нарастающей обидой возвращается способность шевелиться. Упрямая часть меня требует оттолкнуть Люцифера, любопытная — жаждет ответов. Робко пристроив ладони ему на плечи, я смотрю в алые глаза и надеюсь, что он не станет отнекиваться.

— Ты должна готовиться к отбору, а не копаться в прошлом, — Люцифер морщится, но это не привычная злость, а скорее досада.

Из-за того, что снова донимаю его расспросами. А может, потому что вынудила потратить время.

— Но оно не отпускает меня! — я не спорю, а всего лишь хочу объяснить. Выходит сбивчиво: — Зовет и изводит. Это не прихоть… Сны, видения… я просто не могу оборвать связь! И не понимаю, почему…