Книга Звонок с того света - Наталья Александрова

На самом деле она понятия не имела, как там полагается вмилиции или прокуратуре, однако какойто вредный бесенок подзуживал ее говоритьвсе это.

Лена вдруг уронила голову на стол и заплакала. Плечи еевздрагивали, она глухо стонала.

– Елена Сергеевна! – Марианна бросилась к хозяйке, приэтом толкнула Надеждин стул, так что он едва не опрокинулся, Надежда едвауспела вскочить с места.

Марианна хлопотала над Леной, протягивала ей то стакан воды,то салфетку, то мокрое полотенце. Надежда сверху видела тонкую беззащитную шею,короткие светлые волосы... но что это... ей захотелось моргнуть и протеретьглаза, потому что она увидела что-то странное: едва заметную темную полоску накорнях волос.

Надежда нагнулась пониже и провела рукой по мягким волосам.Так и есть, волосы осветленные, а у корней уже стали проступать свои, темные.

Тут Марианна отпихнула Надежду в сторону и снова сталаквохтать над молодой хозяйкой. Лена последний раз всхлипнула, села, выпилаводы. Глаза ее были сухими.

– Даже слез нету, – причитала Марианна, – видно,выплакала все уже давно. Еще бы – сначала мамочка любимая померла, а теперь...

«Сейчас скажет – отец родимый», – подумала Надежда.

– Батюшка родной! – Марианна Васильевна самапрослезилась, у нее последние дни глаза были на мокром месте.

– Что-то я совсем расклеилась, – Лена мягко отвела рукуМарианны и улыбнулась Надежде, – простите меня... Пожалуй, и правдадавайте дом посмотрим, я отвлекусь...

Они осмотрели верхний этаж, потом спустились вниз, гденаходились столовая, холл и кухня. Если наверху Марианна Васильевна морщилась ипросила прощения, что не убрано и заперто, то кухня – это была ее гордость, накухне все было в полном порядке, все блестело и сверкало – сковородки,поварешки, огромная плита и масса всяческих приборов, от миксера доэлектрической хлеборезки.

На столе стояла большая корзинка со свежесобранной спелойклубникой, так приятно было есть ее просто так, без всего. Ягоды были крупные исладкие. Лена успокоилась и по-детски зажмуривалась, поднося ко рту спелуюягоду.

Послышался шум поднимаемых ворот и звук мотора.

«Наконец-то Белкин явился! – подумала Надежда. –Ну, хуже нет ждать да догонять!»

Она выглянула в окно и увидела на подъездной дорожкезапыленный пикап.

– Ой, это Григорий Пантелеевич! – всполошилась Марианнаи включила чайник.

– Кто такой Григорий Пантелеевич? – переспросилаНадежда.

– Это фермер, у которого мы все молочные продукты покупаем –молоко, творог, сливки... – С этими словами Марианна Васильевнаотправилась к входной двери.

Надежда вспомнила восхитительные сливки, которые Марианнаподавала к кофе, чудесную сметану, которую едва ли не ножом приходилось резать,и свежайший творог и с уважением взглянула на долговязого загорелого дядечку,выбравшегося из пикапа и направившегося к крыльцу.

– Пойду я пока вещи свои разберу! – проговорила Лена ивышла из кухни.

Марианна вернулась вместе с фермером.

Григорий Пантелеевич вошел в кухню, и просторное помещениенаполнилось запахом поля и хлева. Поздоровавшись с Надеждой, фермер уселся застол.

У него было дочерна загорелое лицо человека, все свое времяпроводящего под открытым небом, выцветшие на солнце голубые глаза и огромныеруки, которые фермер пытался спрятать под стол, потому что они казались емунеуместными в нарядной кухне.

– Григорий Пантелеевич, чашечку чаю выпьете? –осведомилась Марианна.

Она ничуть не сомневалась в положительном ответе, но такойобмен репликами, видимо, был непременной частью ритуала, предшествующегопокупке молочных продуктов.

– Ой, ну что ж не выпить-то? – прогудел фермер. –Выпить-то можно... Только, извиняюсь, совсем махонькую... – И он показалпальцами, какую маленькую чашечку он выпьет.

Надежда засомневалась в том, что толстые, приученные ктяжелой крестьянской работе пальцы Григория Пантелеевича удержат такуюмаленькую чашку, и оказалась права: Марианна Васильевна достала из буфетапол-литровую фарфоровую посудину с красным петухом и поставила перед фермером.

– Вот, Григорий Пантелеевич, ваша любимая чашечка, вы всегдаиз нее пьете!..

– От, хорошая у вас чашечка! – одобрил фермер. –Петух больно красив! Дома-то у меня, конечно, поболе... литровая у меня домакружечка, да только без петуха... а петух-то хорош, у меня такой был – непетух, а прямо полный генерал... или даже генерал-лейтенант!.. Он ужсостарился, к курам, извиняюсь, никакого интереса не проявлял, а я его жалел, всуп не пускал, потому как очень уж красивый!

Говорил он с тем мягким, чуть певучим говором, по которомуможно узнать жителя южной России. В этом говоре Надежде Николаевне послышалосьгудение пчел над разогретой солнцем пасекой, скрип тележных осей и колодезноговорота.

– Чай вам покрепче? – ворковала Марианна, придвигаяпоближе к гостю сахарницу и вазочку с конфетами.

– Можно и покрепче, – согласился фермер, солиднокивнув. – Це ж городской чай, в нем какая крепость... уж как я дома-тозавариваю, извиняюсь, чернее ставропольской ночи...

Марианна до самых краев наполнила огромную чашку и селанапротив гостя, подперев подбородок кулаком и взирая на него с тем умилением, скаким домовитая и хозяйственная женщина любуется мужчиной, наделенным хорошимаппетитом.

Григорий Пантелеевич шумно подул на чашку и затем с трубнымзвуком разом втянул половину ее содержимого. Затем положил за щеку конфету иудовлетворенно вздохнул. Допив чай вторым глотком, он поставил чашку на блюдце.

– Еще подлить? – засуетилась Марианна Васильевна.

– Да уж будьте так любезны! Уж больно у вас чашечка,извиняюсь, махонькая... с одного-то разика не напьешься...

Марианна снова наполнила посудину и наконец начала разговор:

– Мы, наверное, на этот раз поменьше всего возьмем...сметаны разве что килограмм, творогу килограмма два, сливок литр...

– Да что ж вы, Марьяна Васильевна, так скромничаете? Куда жэто годится – кило сметаны? Это ж, извиняюсь, не количество, а один смех... уменя, извиняюсь, от такого куры расхохочутся, нестись перестанут, а это негодится...

– Да у нас, Григорий Пантелеевич, и есть-то теперьнекому... – вздохнула домоправительница. – Вы уж, наверное, знаете,что у нас случилось...

– Слыхал, – кивнул фермер, и на его загорелом лицепроступило искреннее сочувствие. – Слухами, извиняюсь, земля полнится. Этож надо, какие люди на свете попадаются... это чтобы родного единственного мужана тот свет спровадить – это у меня, Марьяна Васильевна, извиняюсь, буквально вголове не помещается!