Книга Миндальный вкус зла - Наталия Антонова

Глядя на растерянное лицо Легкоступова, Морис невольно улыбнулся. А теплота рук Мирославы и её слова, полные искреннего восхищения, согрели его сердце.

– Очень вкусно! – сказал Валерьян и добавил: – А я только яичницу и кашу могу приготовить.

– Было бы желание, – заметил Морис, – научиться можно всему.

– Да, вы, конечно, правы, – легко согласился Легкоступов и взял ещё одну ватрушку. – Можно? – запоздало поинтересовался он.

– Конечно, – снисходительно кивнул Морис.

– Мальчики, как мы хорошо сидим, – сказала Мирослава, – но сейчас допьём чай и покажем Валерьяну наш сад, да, Морис? – обратилась она к Миндаугасу.

И так как она сказала «наш сад», он охотно кивнул в знак согласия.

Сад произвёл на Валерьяна неизгладимое впечатление. Он радовался, как мальчишка, цветущим деревьям, кустарникам, наклонялся почти над каждой клумбой, забавно нюхал цветы. А когда на дорожке появился Дон, чтобы выяснить, что же это такое происходит в его владениях, Валерьян радостно закричал:

– Смотрите, какой красавец!

И не успел никто и глазом моргнуть, как Валерьян подбежал к коту и подхватил его на руки:

– Какое чудо! – восклицал он, прижимая кота к себе.

А Дон только обалдело таращился на нахала. Но, вероятно, за искреннее восхищение им кот простил незнакомцу беспардонное поведение и тихо замурлыкал.

– Он мурлычет! – счастливо выдохнул Валерьян.

– На то он и кот, – обронил Морис немного ревниво.

– А можно я его сфотографирую?! – Глаза Легкоступова горели, как звёзды.

– Ну, если Дон не возражает, – улыбнулась Мирослава.

Дон, судя по всему, не возражал, принимая позы одна живописнее другой.

– Я потом привезу вам фото! – выдохнул Валерьян, сделав не менее двадцати кадров.

Время пролетело незаметно. Гостя оставили на ужин и, только сытно накормив и напоив чаем с любимым Шуриным «наполеоном», отправили восвояси.

Когда они остались вдвоём, Морис облегчённо вздохнул. Поправив на столе букет из ландышей и фиалок, он спросил:

– И что вы собираетесь делать с фотографиями?

– Покажу всем свидетелям. – Потом она внезапно улыбнулась. – А особо художественные после завершения дела подарю девчонкам.

– А автор не будет возражать? – усмехнулся Миндаугас.

– Мы его проинформируем, – беззаботно отозвалась Мирослава.

– Да уж, – подумал Морис, – автор Мирославе перечить не решится ни за что на свете, кажется, он от неё без ума.

* * *

Шура, уставший как собака и не менее голодный, приехал к Насте, когда по городу уже растеклись лиловыми тенями сумерки – здесь бледнее, там гуще.

Дом Царьковой он нашёл легко и, уже стоя возле подъезда, позвонил ей с сотового:

– Анастасия Львовна, я не поздно?

– Нет, нет, Александр Романович, я вас жду, – заверила она его почти радостно.

Первое, что почувствовал Шура, переступив порог её квартиры, это сводящий с ума аромат тушёного мяса.

– Я, наверное, помешал вам ужинать? – спросил он, глотая слюну.

– Ну, что вы, я ждала вас. Мойте руки, и поужинаем вместе.

– Эх, Анастасия Львовна, мне только остаётся броситься к вам и целовать руки, крича – спасительница вы моя, ангел мой! – с искренним пылом произнёс следователь.

– Ну, что вы, – улыбнулась она, – вы ж прямо с работы и, значит, голодный.

– Точно, ангел во плоти, – улыбнулся Наполеонов.

Настя усадила Шуру за стол, положила ему на тарелку мясо и овощи.

– Вы ешьте, а потом поговорим.

Следователь не стал спорить, тем более что с набитым ртом и не наговоришь много. После чая они перебрались в гостиную.

– Оксане лучше, – тихо проговорила Настя, – я звонила, но теперь к ней вообще никого не пускают.

Он кивнул.

– Анастасия Львовна, – сказал следователь, – мы с вами должны обязательно установить, кто мог знать, что у Оксаны аллергия на миндаль.

– Да в том-то и дело, – вздохнула Настя и беспомощно развела руками, – Оксана не делала из этого секрета, знали многие. Если она к кому-то из знакомых шла в гости, то хозяева уже старались, чтобы миндаля нигде не было ни крошки.

В это время ожил сотовый Наполеонова.

– Слушаю, мама, – отозвался он.

– Шурочка, ты у Мирославы?

– Нет, у Насти.

Софья Марковна не стала выяснять, у какой именно Насти её сын, она просто спросила:

– Мне ждать тебя сегодня или не надо?

– Ты ложись, мама, я приду домой поздно.

– Хорошо, Шурочка, – вздохнула Софья Марковна.

– Так, на чём мы остановились? – спросил Наполеонов, повернувшись к Насте.

– На том, что об Оксаниной аллергии знали многие.

– Плохо дело, – констатировал следователь, – на работе, конечно, тоже знали…

– Знали, – подтвердила Настя, – ведь там то корпоративы, то юбилеи, то ещё что-то… Но Оксана всегда была очень осторожна, – добавила она.

– Родные Геликанова тоже знали… – обронил Наполеонов.

– Да вы что, на семью брата Прокофия думаете?! – возмутилась Настя.

– У меня работа такая, Анастасия Львовна, на всех думать, – отрезал следователь.

– Тогда уж и на меня думайте! – вспылила она.

Наполеонов хотел было поставить её на место, но потом ему стало жаль девушку, и он признался:

– Я вас, Анастасия Львовна в первую очередь со всех сторон проверил. И методом исключения, так сказать…

– Так вы меня и вправду подозревали? – искренне удивилась она. – Зачем же мне Оксану убивать?

– Ну, мало ли…

– Договаривайте! – потребовала она.

– Самая первая версия – не поделили парня…

– Прокофия, что ли? – весело расхохоталась Настя. – Ой, не могу. – Она тыльной стороной ладони вытерла выступившие от смеха слёзы.

– Что смешного, не пойму? Так сплошь и рядом бывает.

– Может, и бывает, – согласилась Настя, – но только не у нас.

– Вы что ж, особенные какие-то?

– А вы наши характеры проанализируйте и поймёте. И потом, зачем же мне тогда Прокофия подставлять?

– Это верно, на первый взгляд смысла нет. Но если глубже копнуть…

– Копнули? – спросила Настя.

– Копнули…

– И что?

– Ничего, успокойтесь, Анастасия Львовна, – и, видя, что она всё ещё обижена, добавил: – Да и не в моих интересах лишать вас свободы.