Книга Атрибут власти - Чингиз Абдуллаев

— Я не успел, — коротко ответил Гельван, —ударил машину.

Дзевоньский нахмурился. Он видел, как наблюдает за этойбеседой Гельмут Гейтлер. Не нужно давать ему очередного повода для трусливойистерики. Все уже закончено. Можно обойтись даже без Курыловича, которомупредстоит выплатить рекламщикам еще двести тысяч. Хотя для гарантии появленияпрезидента в нужном месте в нужное время эти деньги придется сегодня отдать.Вот пусть Карл их ему и отвезет.

— Только этого не хватало! — торопливо сказал он,отводя глаза. — Очень плохо. Возьми другую машину или вызови водителя иприезжай к нам. — Он снова улыбнулся, давая понять Гейтлеру, что ничегострашного не произошло. В Москве машины бьются на каждом углу. И пусть Гельванпередаст деньги Курыловичу. — Тебе нужно сегодня позвонить моемусоотечественнику, — приказным тоном произнес он. — Ты понял, о ком яговорю? О нашем госте.

— Все понял. Когда мне приехать? — спросил Карл.Он отвечал как-то односложно. Неужели все-таки пострадал в аварии? Или простоиспугался?

— Прямо сейчас, — приказал Дзевоньский. И сновапосмотрел на Гейтлера. Может, немец иногда все же бывает прав? — Я сегоднятебя не узнаю, — сказал Дзевоньский, обращаясь к своему помощнику, —ты какой-то заторможенный. Ты не пострадал в этой аварии?

— Немного. Ударился головой, — сразу ответилГельван. У него был какой-то странный голос. Значит, авария все-таки серьезная.Впрочем, это не имеет никакого отношения к их делу. Все решено. ДеньгиКурыловичу сможет передать и другой сотрудник. Даже Эрика.

— Приезжай немедленно, — велел он Карлу. — Ятебя жду.

И убрал телефон.

— Что еще случилось? — спросил Гейтлер.

— Ничего страшного. Небольшая авария. Поэтому у него сутра был отключен аппарат. Он скоро приедет. Ударили его машину, здесь зимойтакое часто случается. Скользкие дороги, их плохо чистят…

— Ясно. — Гейтлер поднялся, взглянул начасы. — Я думаю, будет правильно, если этот хирург меня здесь не увидит. Ине забывайте, что он должен сегодня же улететь обратно.

Я вызову такси и поеду в город.

— Почему не вашего водителя? — не понялДзевоньский. — Зачем вам такси?

— Мне так удобно. Сегодня я заберу оставшиеся деньги ипроведу генеральную репетицию резервного варианта.

— Вы уже не верите в наш план?

— Верю. Но я должен все проверить сам. У нас появилосьслишком много неучтенных составляющих. Слишком много.

Гейтлер снова вышел из комнаты.

Дзевоньский покачал головой. Чем ближе к финалу, тем большенервничает этот немецкий генерал. И кажется, Дзевоньский начал понимать почему.Гейтлер наверняка уверен, что его уберут, а оставшуюся часть денег присвоят.Поэтому и хочет сегодня сбежать в город. Нет, это глупо. Куда он сбежит, еслизнает, что его дочь и внуки у них под контролем? Просто перестраховывается.Хочет остаться в живых. Боится, что его уберут. Ведь для всего мира, в томчисле и для своих родных, он уже давно мертв. Вот и психует.

Гейтлер спустился вниз через двадцать минут. В руках у негобыли кейс и сумка.

— Уже собираетесь сбежать? — прямо спросилДзевоньский.

— Нет. Спасти нашу операцию, — ответилГейтлер. — И учтите, что вы мой должник, если я сумею завершить этуоперацию.

— Мы вместе ее завершим.

— Тот телефон, который вы мне дали на случай вашегоисчезновения, будет работать независимо ни от каких обстоятельств?

— Конечно. Мне кажется, вы паникуете. Нам осталосьтолько завершить ваш гениальный план. Сегодня хирург сделает все, что нужно.

— Посмотрим. — Гейтлер вышел из комнаты, непрощаясь. Просто повернулся и вышел.

Дзевоньский зло пожал плечами. Он не обязан заниматьсяпсихоанализом каждого неврастеника.

Гейтлер уехал на машине ровно через минуту. А еще черезшесть минут приехал хирург, уже готовый приступить к сложной операции. Никто изних даже не предполагал, чем закончится этот первый день весны. Никто, кромеГейтлера.

А генерал Гейтлер, расположившись на заднем сиденье машины,думал обо всем, что с ними произошло. Ему внушали, что во время проведенияоперации необходимо обращать внимание на любые мелочи. Его учили, что любаявнештатная ситуация должна рассматриваться как угроза проведению всей операции.Это были незыблемые законы, которые он соблюдал всю свою жизнь. Но за последниедни у них произо-шло несколько серьезных сбоев, которые можно былорассматривать как некий структурный провал. Сначала не совсем удачныепереговоры в Таллине, потом оперативное вмешательство в Воронеже. И наконец,две чрезвычайные ситуации. Диабетическая кома у поляка, которого послали сконвертом к Курыловичу, и автомобильная авария у Карла Гельвана, который былобязан включить свой сотовый, чтобы дозвониться и сообщить о случившемся.Гейтлер невесело усмехнулся. Дзевоньский может ему не верить. Он обернулся ипосмотрел на дачный поселок, уже исчезающий за горизонтом. И подумал, чтобольше никогда сюда не вернется.

Россия. Москва. 1 марта, вторник

Они въехали в дачный поселок на пяти автомобилях. За нимидвигались еще несколько машин с людьми, которые оцепили весь участок с домом.Охранников сразу обезоружили, те даже не смогли понять, что происходит. Затемспецназ ринулся на штурм здания. Они ворвались в дом с трех сторон, выбиваяоконные рамы и двери. В большой просторной комнате на столе лежал под наркозомПавел Абрамов. Стоящий над ним хирург уже готов был сделать разрез, когда одиниз ворвавшихся спецназовцев увидел блеснувший в его руке скальпель и тут жевыстрелил эскулапу в голову. Эрика успела достать оружие и сделать нескольковыстрелов. Она тяжело ранила одного из спецназовцев, и ее застрелили почтимгновенно. Дзевоньский медленно поднял руки. Он с горечью подумал, что Гейтлербыл абсолютно прав, когда говорил ему о своих подозрениях. Нужно было поверитьв его опыт.

Абрамова сразу увезли в реанимацию. Дзевоньского стереглинесколько офицеров, он был нужен для допросов. Остальных брали в разных местах.Курыловича арестовали в «Национале», эстонцев поручили местным властям,предварительно взломав квартиру одного из них и изъяв переданные им ранееденьги. Казалось, что все завершилось малой кровью.

Члены комиссии поздравляли друг друга, когда Машковудоложили, что привезли Дзевоньского. Машков решил, что допросит задержанного всвоем кабинете. Уже выходя из зала, он обернулся и негромко позвал Дронго:

— Вы можете пройти со мной?

Это было признанием исключительных заслуг эксперта. Дронгокивнул и под аплодисменты офицеров вышел из зала. В кабинете Машков крепкопожал ему руку. Они сидели за столом, когда в комнату ввели Дзевоньского. Онбыл в наручниках. Машков поморщился и приказал конвоирам снять с задержанногонаручники, а самим выйти из кабинета.