Книга Эпоха великих потрясений. Энергетический фактор в последние десятилетия холодной войны - Ольга Скороходова

Источник: Gustafson Th. Op.cit.P.146.

О серьезности положения в отрасли говорило и то, что на рубеже 70–80-х годов впервые стали предприниматься конкретные шаги по экономии топлива, несмотря на то, что тезис о рациональном расходовании ресурсов звучал в экономических программах СССР и СЭВ еще с 70-х годов. Рациональное использование нефти было названо Александровым основной задачей: «Мы должны вести достаточно энергично нефтесберегающую политику. В последние годы, когда было такое довольно свободное использование и нефти, и газа, мы в нашей стране и в странах нашего содружества очень легко шли на процесс, в котором необоснованно были преувеличены затраты энергоресурсов». Академик с тревогой замечал, что на производство единицы ВНП в СССР тратилось в 1,5 раза больше энергии, чем в западных странах, причем с тенденцией к увеличению. Причины этого, по его мнению, состояли не только в том, что в социалистических странах недоиспользуется вторичное тепло, «которое мы выбрасываем через трубы наших предприятий», но и в элементарной бытовой расточительности, обусловленной тем, что оплата «за тепло» взимается не по счетчикам, а «по душам».

«Газовый поворот» стал также одной из мер по замещению потребления нефти на внутреннем рынке с целью увеличения ее экспорта и, следовательно, валютной выручки. За 1980–1984 годы доля нефти в энергетическом балансе СССР упала с 37,5 до 33,2 %, в то время как потребление газа выросло с 26,4 до 32,6 %. В долгосрочной перспективе это решение предопределило вектор развития советского и российского ТЭК, равно как и энергетическую стратегию европейских стран в пользу наращивания потребления газа.

Дополнительным доводом в пользу «газового поворота» стали события в Иране. Как и во время кризиса 1973–1974 годов, в ходе второго нефтяного шока СССР, несмотря на общее ухудшение отношений между Западом и Востоком, показал себя надежным поставщиком. Как мы уже упоминали, с начала 70-х годов Москва предоставляла собственную территорию для транзита в Европу иранского газа, доставляемого к ирано-азербайджанской границе по Трансиранскому магистральному газопроводу. В 1979 году, после свержения режима шаха, эта магистраль прекратила функционировать (ее работа не восстановлена до сих пор), а переговоры о расширении магистрали, которые шли с середины 70-х годов, были остановлены. СССР ударными темпами ввел челябинский участок магистрального газопровода «Союз», построенный при участии Франции, по которому газ Оренбургского месторождения устремился к западной границе, однако газовые аппетиты европейского рынка были гораздо более значительными.

Несмотря на то, что добыча в Иране была восстановлена уже весной 1979 года, даже краткосрочная остановка иранской нефтегазовой промышленности и тот шок, который она породила, убедили Европу, на 15 % зависевшую от иранских углеводородов, в необходимости поиска альтернативных поставщиков и скорейшего замещения «черного золота» иными видами топлива – углем, энергией атома, газом. Последний рассматривался в ЕЭС в качестве предпочтительного еще и в силу своей экологичности, а этот фактор в 80-е годы, по мере усиления зеленых партий, стал приобретать все больший вес. Таким образом, «газовый поворот» в СССР не только совпал, но и был обусловлен аналогичными устремлениями стран Европы, бывших главными клиентами советского нефтегазового сектора.

7.2. Такая разная советская угроза: советско-европейские энергетические связи и доктрина Картера

Гармония интересов на энергетическом направлении, однако, совпала с всплеском политических противоречий между Западом и Востоком. В декабре 1979 года афганская кампания СССР вернула эру конфронтации в сфере политики и эпоху санкций в сфере международных экономических отношений. Уже в январе 1980 года президент Картер ввел первые санкции против СССР. Была прекращена продажа зерна (что оценивалось аналитиками как весьма рискованный шаг со стороны президента в предвыборный год); объявлено о решении США бойкотировать Олимпийские игры в Москве; приостанавливалась выдача лицензий на продажу в Советский Союз технологий, включая оборудование для нефтегазового сектора. Саму Москву решение об Олимпийском бойкоте, казалось, задело больше всего.

В целом европейские страны разделяли негодование Вашингтона по поводу поведения СССР и присоединились к бойкоту Игр. Но и здесь не обошлось без осложнений, вызванных практическим отсутствием предварительных консультаций Белого дома с союзниками в момент принятия решений по санкциям. Особенно таким подходом был раздражен Г. Шмидт, который за день до объявления решения Картером выступил перед бундестагом с программной внешнеполитической речью, воздержавшись от упоминания Олимпиады лишь потому, что после двух обращений в США он не получил разъяснений по этому вопросу. Премьер-министр Великобритании М. Тэтчер пыталась успокоить «разбушевавшегося» канцлера, объясняя, что бойкот Олимпийских игр «был лучшим способом донести до советских людей всю тяжесть произошедшего в Афганистане».

Впрочем, канцлер и не пытался оспорить само решение, но подчеркивал неприемлемость того алгоритма его принятия, к которому прибегли в Вашингтоне. Отсутствие четкого и последовательного лидерства со стороны американцев в реагировании на афганские события может быть объяснено «сбоем» в ритме работы Белого дома и Госдепартамента после захвата заложников в Иране. Так, судя по британским документам, представителя США при НАТО не было в Брюсселе в течение целой недели после начала операции в Афганистане, что делало процесс консультаций затруднительным.

Несмотря на солидарность «свободного мира» в отношении Олимпиады, уже на этом этапе обозначилось нежелание Европы идти на полное сворачивание диалога с СССР, что входило в противоречие решительным настроем Вашингтона. Это противоречие проявится еще яснее на следующем этапе кризиса отношений между Западным и Восточным блоком, связанном с событиями в Польше. Так, в апреле 1980 года Министерство внешней торговли СССР подписало соглашение с французской фирмой ETPM на поставку оборудования для производства стационарных морских буровых платформ, причем в разговоре между замминистра Н. Д. Комаровым и послом Франции в Москве было отмечено, что санкции со стороны Вашингтона создали «определенные дополнительные возможности для расширения торгово-экономического сотрудничества» между двумя странами. В мае 1980 года в Варшаве состоялась встреча президента Франции Ж. Д’Эстена с Л. И. Брежневым. Это мероприятие стало объектом критики госсекретаря США Э. Маски, на что в свою очередь дал жесткую отповедь глава французского МИДа Ф. Понсе, заявивший, что «Франция ведет переговоры с теми, с кем считает нужным и когда она считает нужным. Для этого ей не требуется чье-либо разрешение».

В конце июня 1980 года канцлер ФРГ Г. Шмидт посетил Москву с рабочим визитом, в ходе которого была подписана Долгосрочная программа углубления торгово-экономического сотрудничества между двумя странами. Отказ Европы «жечь мосты» с СССР базировался на понимании конфликта в Афганистане не как конфликта между Западом и Востоком, но как конфликта между глобальным Югом и Востоком, который имел мало общего с разрядкой в Европе. Это было созвучно объяснениям, выдвигаемым Европой в 1973 году, во время Октябрьской войны.