Книга Верная - Элис Хоффман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пожилой мужчина посмотрел на ее документ.
– Хорошо, мисс Ричмонд.
Они быстро вышли из магазина. Добравшись до парковки, перешли на бег. Потом сели в машину и засмеялись как сумасшедшие.
– Тебя назвали мисс Ричмонд, – сказала Сью. – Чуть ли не впервые в жизни.
Шелби передала пуделя матери.
– Ты счастлива? – спросила она.
– О, Шелби, он милейшее существо. Голову даю на отсечение: твой отец будет страшно возмущен. – Сью гладила свернувшуюся у нее на руках собаку. Ее нос уткнулся ей в свитер. – Привет, дружок, – сказала она.
– Обещай, что не будешь называть его Дружком.
– Нет, буду. А когда я умру и ты приедешь забрать его, хочу, чтобы ты и дальше называла его Дружком.
Они проехали по Главной улице, не остановившись перед лавкой, где продавали парики. Вместо этого они направились в парк и дали Дружку порезвиться на траве. Первым делом он задрал ногу и пописал, а Сью с Шелби уселись на скамейку рядом со столиком для пикников. Шелби достала сигарету с травкой, которую начала в машине.
– Тебя не арестуют за кражу щенка? – спросила Сью.
– У копов есть преступники покруче меня, которыми надо заниматься.
Шелби прикурила и затянулась.
Сью внимательно посмотрела на нее.
– Слышала, что косяки помогают при тошноте и боли.
– Говорят, что так.
Сью взяла сигарету, сделала затяжку и тут же закашлялась.
– Оставляй дым в легких, – посоветовала Шелби.
– Питомниковый кашель, – сказала Сью, и они обе засмеялись. Она затянулась еще несколько раз. – Никакого эффекта, – сделала Сью неутешительный вывод.
Шелби посадила щенка на колени Сью, размышляя о материнских мечтах.
– Ты хотела уехать в Калифорнию? – спросила Шелби. – Я в твоем распоряжении. Сделаю все, что ты пожелаешь.
– Мне нет никакого дела до Калифорнии. Я люблю тебя больше всего на свете, Шелби. Больше, чем Дружка. И больше собственной жизни.
– Ты знаешь эту собаку не больше часа, – пошутила Шелби.
– Любовь не зависит от времени и пространства. – Сью выпустила еще один клуб дыма. – Все это очень странно.
– Что? – улыбнулась Шелби. Ее мама вновь вела себя как малолетняя девочка.
– Я действительно хочу мороженого. Давно уже не испытывала чувство голода.
– Пойдем в «Баскин-Роббинс».
И они снова сели в машину Сью. Она взяла Дружка к себе на колени.
– Твое любимое всегда было вишневое с ванилью, – сказала Сью. – А я люблю фисташковое.
– Папа всегда приносил тебе шоколадное.
– Вот насколько он знал мои вкусы, – сказала Сью, как будто их отношения уже окончательно были в прошлом.
Щенок, завернутый в свитер Сью, заснул. Кажется, он чувствовал себя вполне уютно. Белый ватный шарик.
* * *
– Это мой самый лучший день, – сказала Сью, когда они ехали в сторону магазина мороженого. Она пошарила в своей сумочке и достала открытку. – Я таскаю ее везде, чтобы отдать тебе.
Шелби почувствовала, что ею завладела какая-то новая сильная эмоция, суть которой она пока не могла определить.
– От твоего ангела, – сказала Сью.
– Это Хелен? – спросила Шелби.
– Нет. Хелен не способна встать с постели, дорогая. Ты и сама это знаешь. Твой ангел – большой мужчина, похожий на борца сумо. Он оставил работающим двигатель, чтобы быстро дать деру, если бы кто-нибудь увидел его. Я все это время наблюдала за ним из окна гостиной. Он помахал мне рукой.
Шелби усмехнулась. Ее мать, кажется, была под кайфом.
– А крылья у него были?
Сью засмеялась.
– Конечно нет! Будь серьезнее наконец. Пойдем есть мороженое. Умираю с голоду.
Мать вручила ей почтовую карточку, и Шелби изучила фотографию на ней. Она видела себя на школьном снимке в четвертом классе. Шелби стояла в первом ряду и выглядела прелестно с длинными каштановыми волосами и в платье с оборками. У нее была ослепительная улыбка, как будто она была уверена в своем блестящем будущем. Шелби перевернула открытку и почувствовала стеснение в груди: «Люби что-то».
Сью гладила маленькую собачку.
– Ты моя крошка, – сказала она.
Небо затянуло тучами, день окрасился в серый цвет. Собирался дождь. Шелби планировала после ужина отправиться поездом обратно в город, но решила остаться и провела ночь на диване. Она в детстве перечитала горы сказок. Любимыми были те, где происходили чудесные превращения: братья становились лебедями, звери скрывали, какие у них добрые сердца. Она всегда верила в животных больше, чем в людей. После поездки на остров Чинкотиг она просила маму купить ей лошадь.
Сью сказала, что в их округе не разрешено содержать лошадей, поэтому они вместо покупки отправились на ферму в Блу-Пойнт, где кормили чьих-то пони сеном прямо из рук. Только сейчас она поняла, как холодно было в тот день. Мать дрожала, но все же стояла рядом с Шелби в конюшне более часа.
Шелби хотела провести завтрашний день вместе с матерью, чью любовь она ощущала внутри себя столь же осязаемо, как кровь и кости. Она мечтала, что каждый день они будут есть мороженое и попробуют все его сорта. Она приучит Дружка к дому, научится готовить любимый мамин луковый суп. Наверно, все изменится к худшему, но в этот момент не было смысла думать об этом. Вечером Шелби собиралась выглянуть из окна и проверить, не вернулся ли ее ангел, а если вдруг увидит его, то спросит, откуда он знает так много о любви. Будет здорово, если он появится, залезет в окно, приляжет рядом и объяснит, как можно так сильно любить кого-то и все же найти в себе силы продолжать жить, когда этот человек уйдет навсегда.
Шелби сидела на столике для пикников на заднем дворе. Было холодно, падал легкий снег. Она только что похоронила мать. Прошедшие месяцы остались в памяти каким-то размытым пятном. Октябрь и ноябрь были проглочены болезнью мамы и клиниками. Когда дело шло к концу, Шелби оставила собак у Маравелль и обосновалась в гостиной родительского дома. Специальная медицинская кровать матери стояла как раз рядом с диваном Шелби, и иногда они спали, держась за руки. В подвальном ящике Шелби нашла все свои старые книги. Она читала маме серию сказок Эндрю Лэнга с цветовым кодом. Они потерялись, оказавшись в волшебном домике со стеблями виноградной лозы за окном. Было темно и тихо, они могли слышать негромкое дыхание друг друга. Все рассказы имели одну и ту же идею: то, что у людей глубоко внутри, способен чувствовать лишь тот, кто понял, как легко разбить человеческое сердце.
– Просыпайся, – говорила Шелби всякий раз, когда мать начинала клевать носом во время чтения. – Самое интересное вот-вот случится.