Книга Морпех. Ледяной десант - Олег Таругин

Вот таким образом они внезапно и перешли в пехоту. В морскую, понятно, другой тут не имелось. Шутка, если кто не понял. С другой стороны, особой пользы от бронетранспортера на плацдарме нет — тупо негде раскатывать, рано или поздно сожгут, поскольку чуть не каждый метр простреливается. А все самое ценное — «Энигму», например, или пулемет с боекомплектом, — они с собой забрали. Радиостанцию, конечно, немного жалко, выручила, но фрицы ей уж точно не воспользуются, об этом Алексеев позаботился в первую очередь, а у куниковцев свои имеются, будем надеяться, не хуже.

Старшина первым съехал в здоровенную воронку, оставленную немецкой авиабомбой или снарядом нашей береговой батареи, и установил на отвале вывороченной взрывом земли пулемет. Аникеев помог спуститься комбату, сдавленно матерящемуся себе под нос от боли в раненой ноге. Старлей передал рядовому шифромашину и последним нырнул вниз. Пятеро морпехов, в момент подрыва оказавшихся рядом с бэтэром, затаились вокруг, вжимаясь в почерневшую от гари землю. Успели — над головой хлопнуло, следом еще раз, и под низкими тучами повисли на парашютах сразу две ракеты. По успевшим привыкнуть к темноте глазам резанул химический свет; метнулись, наползая друг на друга сдвоенные тени. Захлебываясь, зашелестел немецкий МГ, нащупывая трассерами замеченные цели. Левчук отвечать не стал, поскольку стреляли не по ним. В ответ ударили автоматы и пулеметы десантников, захлопали самозарядные винтовки, гулко разорвалось несколько гранат.

— Не по нам лупит, — не отрываясь от прицела, успокоил Левчук. — Сидите спокойно.

Алексеев на миг высунулся наружу, оценивая окружающую обстановку. Старшина оказался прав. Немецкий пулеметчик, видимо заметив движение, долбил длинными очередями куда-то левее их укрытия. А вот по брошенному Sd.Kfz.250 он не стрелял — узнал характерный силуэт и боялся зацепить своих, наверняка, недоумевая при этом, каким образом он тут вообще оказался. Грех не воспользоваться, поскольку фрицу прицел перенести — секундное дело. Если прижмет — будет плохо, у них раненый на руках.

Поколебавшись еще мгновение, старший лейтенант тронул старшину за колено:

— Левчук, ты пулеметчика засек?

— Вижу, как в тире, — буркнул Семен Ильич, не оглядываясь. — Дать?

— Не сейчас, а как ракеты догорят. Мы уйдем правее, вон туда, а ты гаси фрица. Только не увлекайся. Пол-ленты спалишь — и дуй за нами, бойцы прикроют, — повысив голос, продублировал последнюю команду:

— Бойцы, приказ все слышали? Мы с раненым отходим первыми направлением вон на ту хату, старшина давит пулемет, вы — прикрываете старшину. Затем идете следом. Если снова ракетой подсветят — затаиться и переждать, в случае чего прикроем. Не дергаться, двигаться плавно, резкие движения проще заметить. И помните, когда ракета гаснет, немец первые секунды тоже плохо видит. Вопросы?

— Нет вопросов, тарщ старший лейтенант, — за всех ответил один из морских пехотинцев. — Мы люди опытные, знаем все. Не первый бой.

— Добро. Приготовились.

Ракеты потухли, и снова опустилась темнота. Не дожидаясь команды Левчук ударил длинной очередью, корректируя прицел по трассерам. Этот прием одинаково использовали обе стороны — трассирующие патроны в пулеметной ленте или диске позволяли видеть, куда именно стреляешь. Немец ответил, торопливо перенося огонь на новую цель, но было уже поздно. Старшина и без того засек его позицию, теперь же мог стрелять наверняка. Первые пули выбили щепу из угла покосившегося сарая, за которым укрылся фашистский пулеметчик, вторая очередь прошла ниже, подбрасывая фонтанчики мерзлой земли. Третья и последняя довершила дело. Несколько раз дернувшись, фриц уткнулся щекой в приклад. Второй номер расчета попытался подменить камрада. Но общеармейский шлем М40, при всех его неоспоримых, хоть и весьма спорных, достоинствах, оказался крайне плохой защитой от пули калибром семь-девяносто два миллиметра, и он отправился следом за ним туда, откуда уже не возвращаются. Не за шлемом, в смысле, а за обер-ефрейтором Краузе.

Остаток ленты Семен Ильич выпустил по бронетранспортеру — нарушение приказа, понятно, но не оставлять же фашисту добрую машинку? Трассирующие пули подожгли разлившееся из пробитого бака топливо, и под днищем заплясали пока еще робкие, но с каждой секундой набирающие все большую силу алые всполохи. Огонь пополз вверх, мощно пыхнул скопившимися в полупустом баке бензиновыми газами, охватил мотор и боевое отделение. Ухмыльнувшись в усы, Левчук удовлетворенно крякнул, подхватил пулемет и вместе с пятеркой морских пехотинцев рванул следом за товарищами.

Теперь первым двигался Алексеев. С пистолетом-пулеметом в правой руке и надоевшей хуже горькой редьки шифромашиной в левой. Неудобно, конечно, но стрелять и так можно, поскольку автомат висит на переброшенном через плечо ремне. Да и бежать совсем недалеко, до присмотренного дома всего каких-то метров двадцать. Пугало только одно — что утратит ценный трофей известным военно-морским способом. Много ли хрупкому механизму нужно? Шальная пуля или осколок от близкого взрыва — и приехали. А потом комбат совместно с местным командованием его просто зароет. И будут правы, что характерно: не сохранил, не сберег. В его весьма непростом положении — считай, готовое обвинение во вредительстве и прочем саботаже. Так что драгоценный «чумадан» следует беречь пуще зеницы ока. Глядишь, и сыграет еще свою роль, когда его попаданческая судьба станет решаться…

Перескочив поваленный миной забор, Степан прижался к посеченной осколками стене в метре от ближайшего окна, как и все остальные выбитого ударной волной. Внутри стояла тишина, то ли немцев в хате не было, то ли затаились, наблюдая. Подбежавший следом Аникеев аккуратно усадил под стеной скрипящего зубами комбата и вопросительно дернул головой. Старлей пожал плечами. Остальные пока дожидались за забором, держа окна под прицелом. Вытащив трофейную гранату, морпех скрутил крышку и вытряхнул на ладонь запальный шнур:

— Эй, братва, есть кто в хате? Отзовитесь, а то гранату кину. На счет три бросаю! Раз, два…

В доме раздался шорох, словно кто-то торопливо отползал от окна. Негромко, но вполне отчетливо лязгнул металл, скрежетнуло под подошвой сапога битое стекло. Ну, в принципе, понятно. «Граната» что на немецком, что на русском звучит похоже, сложно ошибиться. Кивнув Ивану, старший лейтенант активировал запал и, досчитав до четырех, без замаха перекинул М24 через подоконник. Следом полетела еще одна «колотушка», брошенная Аникеевым. Сдвоенно бухнуло, из окна выметнулся клуб сизого дыма и пыли, в комнате что-то звучно упало. Выпрямившись, Степан вскинул ППШ и перечеркнул помещение длинной, от стены до стены, очередью. Пихнув товарищу чемодан («башкой отвечаешь!»), перевалился через подоконник, спрыгивая внутрь затянутой дымом комнаты.

Резко ушел в сторону и присел, дав еще очередь и успев пожалеть про отсутствие в этом времени тактических фонарей. Но проход в соседнее помещение, как и темное пятно лежащего на пороге немецкого пехотинца, разглядеть в пульсирующем свете дульного пламени успел. Колено наткнулось на что-то мягкое. Не опуская оружия, быстро ощупал свободной рукой, сразу наткнувшись на ремень портупеи и крышку противогазного бака. Еще один фриц, причем гарантированно дохлый, можно и не проверять — граната разорвалась буквально в метре. Не зря же он заранее обговорил с боевыми товарищами этот момент: при штурме дома один бросает гранату за окно, другой — в глубину комнаты.