Книга Кольцо времён. Проклятие Сета - Анна Сешт

А ещё у Яши складывалось отчётливое ощущение, будто эти дневники – или их хозяин – сами решали, что ему надлежит прочесть, а что – нет. В итоге он просто листал страницы в случайном порядке, выхватывая взглядом строки, и перед внутренним взором проносились сцены той, другой жизни – чужой, но как будто знакомой. И теперь он знал имя этого человека, встреченное несколько раз в подписи: Джонатан Стоун, лорд Карнаган.

«…Моя дорогая Беатрис, как объяснить тебе мою алчбу, стремление, ведущее меня вот уже не один год. Я написал тебе несколько писем, тщетно пытаясь рассказать то, на что мне не хватит слов. В итоге все их я предал огню. Так будет лучше. И всё же слова, единожды написанные, вызывают в моём сердце облегчение, словно однажды ты всё же сумеешь услышать, понять меня…

Всё это время меня ведёт совсем иная страсть, чем ты в печали своей предполагаешь. Ты списываешь всё на чары прелестниц, разрушающие наш брак. Но у женщины, чей голос я слышу отчётливее, чем собственные мысли, нет плоти. И всё же она реальнее, чем даже ты… И моё сердце болит о ней – совсем иначе, чем ты можешь представить…

Я был верен тебе всегда, что бы ты ни думала обо мне. Но тайны, разделяющие нас, останутся моими – для твоего же блага… пусть это и означает, что я потеряю тебя…»

«…Мне долго не хватало смелости, чтобы разобраться с отцовским наследством, со всеми делами, которые он вёл и к которым я не желал иметь никакого касательства. Мне хотелось уехать так далеко, как я только мог, забыть обо всём, что случилось в ту ночь в Стоун Крик, но ноги сами принесли меня в поместье. Я вернулся к порогу, словно бродячий пёс в поисках убежища. И клянусь, этот дом был рад мне, хотя тайны, скрытые в его обгоревших недрах, ужасали меня…»

«…Понимание пришло не сразу. Образы преследовали меня как тени, исчезая в полдень и сгущаясь с закатом солнца. А ночью я был полностью в их власти. Когда приходили видения, я больше не принадлежал себе. Казалось, душа вырывается из тела, а тело сковывает липкий страх. Каждый вздох был испытанием. Я, как ребенок, делающий первые шаги, заново учился дышать. И не мог. Не мог наполнить легкие кислородом, не мог вскрикнуть, не мог проснуться… Никогда прежде я не чувствовал себя таким беспомощным и беззащитным… как в собственном доме.

Я почти не спал. Но даже в краткие моменты забвения Тени раздирали мой разум. Порою мне казалось, они не уходят и вовсе. Тихий шёпот в звенящей тишине, лёгкое касание ужаса к сердцу…

Я полюбил полдень. Я ждал мгновения, когда «гости», шипя под солнцем, исчезнут на мгновение. И это мгновение было прекрасно, я вдыхал полной грудью… чтобы затем согнуться в новом спазме ужаса…»

Якоб выронил очередную тетрадь. То, о чём он читал, было слишком близко, слишком понятно ему, и оттого ужасало. Он бродил по комнате, пытаясь восстановить дыхание, отогнать зарождающуюся паническую атаку. Старая травма, перемкнувшая что-то в его разуме, открывшая двери, которые он не хотел бы открывать, напомнила о себе. Неужели и Джонатан видел, чувствовал так же?.. Но разве такое было возможно?.. Войник привык думать, что он такой один. Что ему не с кем толком обсудить увиденное. И всё же этот человек – старый хранитель кольца – пытался поделиться с ним чем-то сквозь разделявший их век.

Яша достал перстень, выложил на стол, поверх дневников. Он не ошибся – зарисовки кольца встречались ему на страницах. Двухвостый пёс, иногда – как на печати, иногда один или в обществе другого пса, обычного.

«…Я почти привык к тому, что старина Трасти иногда смотрит на меня пристально глазами-углями, рычит глухо, вглядывается в тени за спиной. Охраняет или предупреждает?.. Впервые увидев демона, я был уверен, что он сожрёт меня. Форма его текучая – он вселяется в других. Псы приходили в мои сны. Я видел псов подле себя, когда рядом не было никого, кроме крадущихся теней. Я видел, как бездомные шавки смотрели на меня из глубины вечности, когда демон из моих снов вселялся в них.

А однажды он перегрыз горло тому бедолаге, бросившемуся ко мне с бутылкой… Нет, это не был простой пёс, испуганно жавшийся в подворотне… Я никогда не забуду, какой яростью полыхали его глаза…»

Якоб сглотнул, вспомнив собаку, каким-то образом пробравшуюся на выставку в Пушкинском. И другого пса – в «Метрополе». Но на последних строках он вспомнил и другой эпизод – то, как изменился Жорик в парке, когда на Войника напали. Ротвейлер буквально осатанел, словно… словно в него вселился кто-то… или что-то…

«…Этот голос гнал меня, и я не понимал, что Ей угодно. Она открывала двери, за которые я не хотел заглядывать. Она взывала к чему-то во мне, древнему, знающему, но моему разуму не хватало сил осмыслить… Я слышу Её шелестящую поступь, чувствую её лёгкие пальцы. Она ужасает меня… и манит непреодолимо…

Владычица песков… Хозяйка пламени… Её гнев страшный, всепоглощающий…

Господи, как же выдержать?! Как мне искупить вину? Сколько же мне нести ответ за преступления отца?.. Зачем они открыли гробницу, зачем разбудили их?.. Ведь это не я, не я пожирал её благоухающий труп! Все, кто испробовал её иссохшей плоти, мертвы… сгорели, точно старый пергамент… Но Она приходит за мной, и я не в силах противостоять Ей…

Молитвы?.. Нет спасения ни в молитвах, ни в проклятиях… У меня нет ключа, способного закрыть эти двери…

Как изгнать Её, пока Она не утянула меня в свои пески вечности?..

И хочу ли я изгнать Её?..»

Войник перевернул страницу и резко выдохнул. Карнаган сделал несколько зарисовок женского силуэта, сопровождавшего некоторые из его записей. Женщина в огне. Женщина на фоне ступенчатой пирамиды. Женщина во мраке, протягивающая руку. Женщина в окружении псов. Но этот рисунок, отчётливый, лишь чуть смазанный неумолимым временем, был портретом. И это лицо Якоб хорошо знал.

– Таа Нефертари… – невольно повторил он вслух, скользя кончиком пальца по вязи букв.

Что Джонатан знал о ней? Он бежал от мёртвой колдуньи или всё же пытался договориться с ней?..

«…Разобравшись с первоочередными делами, я покинул Англию. Я пустился в путь в надежде отыскать средство, что излечит мой недуг. На врачей я не мог положиться. Тело мое было здорово, а болезни души врачуют способами не гуманнее тех, что описывали Крамер и Шпренгер[59]. Возможно, я б и внял паре их советов, но я не был болен так же гарантированно, как и не был «малефик»[60].

Я прочитал все труды Кардека[61]. Но, увы, не почувствовал своей избранности и не увидел божественного или дьявольского в своей вынужденной ноше. Я чувствую иномирную природу сущностей, преследующих меня. Но в них нет морали, нет догм, нет христианского антуража. Тени не приходят по зову магического шара, не говорят через уиджа[62] и, конечно же, не трясут столы и не играют в ладошки. Боюсь, дамам и сэрам модных салонов не понять их сути. И сам я, волей судьбы ставший частым гостем этих собраний, пришёл, увы, лишь к разочарованию…