Книга Экстремальная Маргарита - Наталия Левитина

— Ты бы меня хоть предупредил! Как ты мог! Мамонт абиссинский! — бушевал Александр праведным гневом.

— Почему абиссинский? — удивился Илья.

— Потому! Ты дома был?

— Еще нет, — вздохнул Здоровякин, краснея. — Саша…

— Негодяй! Какой матерый негодяй! Вы посмотрите на него, люди! Машка звонила мне в три ночи, рыдала. Думала, ты подорвался на противотанковой мине. И что я мог сказать несчастной малютке в три ночи, едва проснувшись, ничего не соображая?

Здоровякин снова вздохнул. Целую палитру чувств и мыслей выражал этот вздох — раскаяние, боль, надежду, любовь, признание собственной нравственной неполноценности…

— Саш, извини…

— Я сказал Маше, что мы сидим всю ночь в засаде около рассекреченной явки Крупной бандитской группировки и я буквально на секунду заскочил домой, взять любимый бронежилет. И раздался ее звонок. По твоей вине я чувствовал себя последней сволочью, нагло обманывая бедную девчонку. Самое обидное, что она безоговорочно приняла мое объяснение.

— Поверила, — опять вздохнул Илья.

— Если и поверила, то не от наивности, а из безграничной веры в твою порядочность! Езжай домой, изверг! Успокой жену.

— Мы ведь не первый раз проводим ночь вне дома.

— Что значит «мы»? — возмутился Валдаев. — Лично я этой ночью делил кровать с Пульсатиллой.

— А я думал — с Маргаритой! — удивился Илья.

— Нет, не получилось, — сник Александр. — Отшила, как какого-нибудь прыщавого юнца. Но зато ты порезвился в джунглях, шалун?

Сконфуженная физиономия Здоровякина подтверждала правильность слов. Илья провел ночь с Настасьей.

— Тогда я сгоняю домой? — спросил он, поднимаясь из-за стола и, кажется, собираясь пресечь валдаевские попытки подробнее разузнать о приключении друга.

— Сгоняй. Кефир-то не протух?

— Я его в холодильник поставил. У Настасьи.

— Предусмотрительный мальчик. Смотри не выдавай меня. Всю ночь сидел в засаде. В засаде. Всю ночь. Ты понял?

— Хочешь сказать, что я не должен признаваться Маше, где был?

Изумление Валдаева не знало границ, оно простиралось до Аляски.

—?!!!!!!

— Не говорить?

— Какой идиот! — выдохнул наконец потрясенный Шурик. — Зачем тебе что-то говорить? Я уже все сказал. В три ночи. Ты что, хочешь бросить Машку?

— Нет! Не знаю…

Саша минуты три молчал, усиленно соображая. Не то чтобы скоростные показатели его мышления так же не впечатляли, как 286-й микропроцессор в сравнении с «Пентиумом», наоборот, капитан Валдаев иногда демонстрировал настоящие чудеса сообразительности. Но когда дело касалось женщин, Валдаев и Здоровякин не всегда понимали друг друга. Их позиции в вопросе взаимоотношений с представительницами прекрасного пола были слишком различными.

— Давай разберемся. Ты влюбился в Настасью? — уточнил Александр.

Илья обреченно кивнул.

— И теперь хочешь сообщить Машке, что провел ночь с другой женщиной?

Илья посмотрел на друга вопросительно, словно ожидал подсказки:

— Я ведь не могу ее обманывать.

— Ты предпочитаешь поставить ее перед необходимостью выбора?

— Я просто не хочу ей врать.

— Нет, ну ты вообще… Как ты себе это представляешь? Приходишь сейчас домой и говоришь Маше: «Я провел бурную, страстную ночь у Настасьи. Ты ее не знаешь. Она красавица, блондинка, умница, к тому же вдова миллионера».

— Нет, ну…

— И как это звучит? Отвратительно. Получается, ты открытым текстом заявляешь бедной, милой и такой родной Маше, что она тебе больше не нужна. И ты ее отправляешь в расход. В смысле, в корзину. Как использованный бритвенный станок. Или дырявые носки. А она, Маша, между прочим, мать твоих детей.

— Я не хочу расставаться!

— Тогда спрячь в карман свою честность и ничего не говори. Посмотрите на него! Первый раз в жизни изменил жене и готов кричать об этом на каждом углу. Еще закажи в типографии листовки и разбрасывай их с самолета. Или дай объявление в газете.

— Так противно… Обманывать Машу. А если она сама спросит?

— Не спросит. А если спросит — изображай негодование. Помнишь, следователь Филимоненко отпустил под подписку о невыезде Лапунова по кличке Лапуся, за которым мы как ненормальные охотились полгода? Вот, изобрази такое же волнение. Ори и круши мебель, как тогда. Получится очень живописно. А Маша поверит, что ты перед ней чист, как ноябрьский снежок.

— У меня не получится!

— Потренируйся по дороге. Только не придави кого-нибудь из прохожих.

— Все-таки… Я не знаю… Не умею врать.

— Никогда не поздно заняться самосовершенствованием. Учись, братец!

— А знаешь, Валдаев, мне искренне жаль твою будущую жену. Если ты когда-нибудь все-таки надумаешь жениться.

— Згя, згя, батенька, — прокартавил Саша. — Пусть даже я буду надрываться, утоляя страсть семнадцати любовниц, моя жена все равно будет уверена, что она единственная и неповторимая.

— Ты лживый, изворотливый проходимец.

— Угу. Однако ночь провел в родной постели, — напомнил Валдаев.

Илья в сотый раз шумно вздохнул и покинул кабинет.

* * *

Всего лишь ночь была проведена вне дома, но Илье казалось, что он возвращается после длительного отсутствия. С трепетом, не зная, сумеет ли прямо взглянуть в глаза Маше, Здоровякин открыл дверь.

Навстречу ему кубарем выкатились два маленьких белых привидения. С радостным визгом неведомые существа устремились навстречу Илье. Илья подхватил одно и, удерживая на вытянутых руках, с трудом определил, что поймал Антошу. Ребенок был усыпан мукой с головы до ног, и его это, по всей видимости, приводило в восторг.

— Привет, — обрадовано воскликнула Маша, выходя в прихожую. — Я так рада тебя видеть! Страшно переживала! Почему ты не предупредил, что у вас задание? Я бы меньше волновалась! — Она приблизилась к мужу и потянулась за поцелуем. Обниматься не стали, потому что Маша тоже была вся в муке.

— Извини, не смог, — ровным, безжизненным тоном ответил Илья. Ему не пришлось отводить в сторону бессовестные глаза, так как в момент встречи с женой он, поймав, разглядывал Лешу. — А что ты делаешь?

— Я пеку пирог! — торжественно объявила Маша.

— Пирог?! Ты?! — изумился Илья.

— Да. Твой любимый, яблочный. Позвонила твоей маме, узнала рецепт. Кажется, ей стало плохо с сердцем, настолько ее потрясла моя мирная инициатива.

— Мне сейчас тоже станет плохо! Маша! Ты печешь пирог?!

— Я всю ночь не спала, думала о тебе. И о нас, — призналась Маша. — Поняла, как я тебя люблю и как мало забочусь о тебе. Никогда не глажу рубашек, не готовлю еду…