Книга Его и ее - Элис Фини

— Я хотела, чтобы все было идеально.

Я улыбаюсь ей.

— Все и так идеально.

Теперь я еще больше расслабляюсь, узнав, куда она ходила — это так мило с ее стороны, правда. Судя по всему, она тоже успокоилась. Она убирает со стола тарелки и достает еще пива из холодильника, не спрашивая меня, хочу ли я. Не могу решить, ведет ли она себя как хорошая хозяйка — моя бутылка была пуста — или пора беспокоиться по поводу того, какой оборот принимает дело. Она опять распустила волосы. Замечаю, что она расстегнула верх блузки, и клянусь, что последний раз, когда она выходила из комнаты, она надушилась. Я делаю большой глоток пива и решаю взять быка за рога, как мужчина, за которого, по-моему, она меня принимает.

— Прийя, послушайте, все было замечательно, но я не хочу, чтобы у вас создалось ложное впечатление.

Вид у нее потрясенный.

— Я сделала что-то не так, сэр?

— Нет, и еще раз: на самом деле не нужно называть меня сэром, особенно когда в вашем доме я ем вашу еду и пью ваше пиво. Боже, я должен был что-то купить. Это так невоспитанно с моей стороны…

— Все прекрасно. Правда, Джек.

Она произнесла мое имя, и это тоже кажется неправильным. Я понимаю, что, наверное, перебрал с выпивкой, тем более что собирался ехать домой на машине. Все это было большой ошибкой, которую надо исправить до завтрашней встречи с ней.

— Послушайте, Прийя… Мне… нравится работать с вами. — Она сияет, и мне становится еще тяжелее. Напоминаю себе, что значительно старше ее и должен взять ситуацию в свои руки, пока все не вышло из-под контроля. — Но… — У нее дергается лицо, и я понимаю, что эта речь дастся мне гораздо легче, если я буду просто смотреть на пол из ламината. — Мы работаем вместе. Я старше вас, но, считая вас потрясающей и очень привлекательной женщиной…

Проклятье. Думаю, последнее предложение можно принять за сексуальное домогательство.

— …не думаю о вас и не отношусь к вам таким образом.

Вот. Пригвоздил.

— Вы считаете меня уродливой?

— Боже, нет. Какая чушь, разве я так сказал?

Она улыбается, и я совершенно не понимаю, что происходит. Возможно, мой отказ выбил почву у нее из-под ног.

— Сэр, все прекрасно. Честно. Извините, если я произвела неправильное впечатление, — говорит она. — На работе я все время готовила для вас, потому что мне нравится угощать других, а в данный момент мне некому готовить. Я покупала сигареты, поскольку думала, что они могут вам понадобиться. И если иногда ловила каждое ваше слово, так это потому, что считаю вас профессионалом своего дела и хочу у вас учиться. Вот и все.

Я смущен, но женщины имеют обыкновение так на меня воздействовать. Я не могу до конца истолковать выражение ее лица, но боюсь, что это жалость. Внезапно чувствую себя глупым, старым и неадекватным, и, возможно, так и есть: зачем молодой, умной и привлекательной женщине интересоваться таким, как я?

Прийя встает, и я впервые замечаю, какие у нее хорошенькие маленькие ножки, с мягкой загорелой кожей и ногтями, покрытыми красным лаком. Она идет в другой конец комнаты, берет два бокала и бутылку виски — мы пили такой с Анной — и снова садится рядом со мной. Немного ближе, чем раньше.

— Мне бы хотелось произнести тост, — говорит она и наливает нам обоим почти полные бокалы. — За долгие, счастливые и строго профессиональные и платонические отношения. Ваше здоровье.

— Ваше здоровье, — отвечаю я и чокаюсь с ней.

Она выпивает свой бокал до дна — в каком-то смысле перевод продукта, это качественная вещь — и я тоже осушаю свой.

А затем целую ее.

Она

Среда 21.00

Боже, мне надо выпить. Не могу вспомнить, когда последний раз я так долго не пила.

После непрерывного вещания целый день — с показавшимися бесконечными репортажами с включением студии у школы, а затем у полицейского участка, наряду со съемкой и монтажом для различных выпусков — хочу в постель. Звоню, чтобы выяснить, в котором часу мы понадобимся в эфире ранним выпускам, и записываю пожелания черным фломастером, который нашла в сумке. Не помню, откуда он у меня, но сегодня он мне не раз пригодился.

Я замерзла, и мои ноги жестоко наказывают меня за то, что я так долго стояла. Наверное, я чересчур привыкла вести выпуск дневных новостей, сидя за столом в уютной теплой студии, и толком не понимаю, куда делся день — один час перетекает в другой, как серия без конца повторяющихся мини-сюжетов. Жизнь иногда мелькает, как белка в колесе, с которого можно соскочить только тогда, когда мы знаем, как закончить бег.

Время тоже изменилось и превратилось в нечто, в чем я больше не ориентируюсь. Это началось в ту ночь, когда умерла моя дочь. Едва оставив Шарлотту — она спала в переноске в доме моей матери, — я почувствовала, что рассталась с ней не несколько минут, а несколько часов назад. Я вообще не хотела ее там оставлять, но Джек уговорил меня отпраздновать мой день рождения в ресторане. Он не понимал, что после того, что случилось в день моего шестнадцатилетия, я никогда по-настоящему не хотела отмечать дни рождения.

Он все время настаивал, что мне надо выйти из дома. Я делала это довольно редко с тех пор, как родилась Шарлотта. К материнству не прилагается учебник, и, когда мы привезли нашу дочь домой из роддома, сначала находились в шоке. Я прочла все книги, которые мне советовали прочесть, и посетила все занятия, но в реальной жизни нести ответственность за жизнь другого человека оказалось тяжкой ношей, к чему я не была готова. Человек, за которого я себя принимала, исчез за одну ночь и превратился в новую женщину, которую я не узнавала. Эта женщина редко спала, никогда не смотрела в зеркало и постоянно беспокоилась о своем ребенке. Я жила только ею и страшно боялась, что, если оставлю ее одну, даже на минуту, случится что-то плохое. И была права.

С тех пор, как она умерла, время растягивается и сжимается непостижимым для меня образом. Кажется, будто у меня его стало как-то меньше, словно мир вертится слишком быстро, и дни сменяют друг друга в изнурительном тумане. От природы я не была создана для материнства, но старалась, как только могла. На самом деле старалась. Моя мама говорила, что с ребенком труднее всего первые несколько месяцев, но у меня только они и были.

Люди используют выражение «разбитое сердце» так часто, что оно лишилось своего смысла. Когда я потеряла дочь, мне показалось, что сердце по-настоящему разбилось на тысячи кусочков, и с тех пор я не в состоянии что-либо чувствовать или придавать чему-либо значение. Случившееся не только разбило мое сердце, оно разбило меня, и я больше не тот человек, которым была. Теперь я кто-то другой. Я больше не знаю, что такое испытывать чувства или отвечать на них. Любовь гораздо легче брать взаймы, чем отдавать.

Сегодня Ричарду пришлось повсюду меня возить, поскольку полиция все еще изучала мою машину. Совершенно нормально, что корреспондент и оператор проводят так много времени вместе, но мне это не нравится. В наших отношениях появилась какая-то странность. Что-то не совсем так, как надо. Я не знаю, по какой причине: потому что Джек сказал мне о его судимости или из-за чего-то еще.