Книга Два сфинкса - Вера Крыжановская

Больше года о Фатьме не было ни слуху, ни духу; но вот однажды Туснельда встретила ее бродившей вокруг их дома. Фатьма выглядела почти угасшей и так изменилась за это время, что в ней трудно было узнать ту красавицу, которая полтора года назад бросила их.

Узнав Туснельду, она призналась, заливаясь слезами, что уже несколько дней как блуждает в окрестностях, не смея войти в дом.

Беременная, больная, лишенная всяких средств и питаясь милостыней, Фатьма еле добрела до супружеского дома; переступить его порог у нее не хватило мужества и она решила уже броситься в Нил, когда встретила Туснельду. В тот же вечер Туснельда сообщила обо всем брату; ей не стоило большого труда склонить его принять снова к себе в дом беглянку. Когда же Фатьма явилась, бросилась перед ним на колени и, заливаясь слезами, умоляла его о прощении – последний гнев Майделя исчез. Он нежно поднял ее, обещал забыть прошлое и спасти от позора, признав будущего ее ребенка своим.

Судьба не судила, однако, бедной Фатьме долго насладиться великодушным прощением мужа. Перенесенные лишения и нравственные муки окончательно разбили ее нежный организм; а потрясения и страх последних дней нанесли ей последний удар. Фатьма слегла и прежде времени произвела на свет девочку, но такую слабую и болезненную, что случайно бывший в то время в отеле доктор объявил, что нет никакой надежды, что она останется жива.

Через несколько часов Фатьма умерла; перед смертью она призвала к себе Готлиба и умоляла перенести на ребенка его великодушное прощение, дарованное ей и никогда не оттдавать его настоящему отцу, если бы тому пришло в голову требовать девочку.

Готлиб поклялся признать ребенка своим и, с радостной улыбкой на устах, бормоча слова благодарности и благословения, Фатьма отошла в вечность.

Против всякого ожидания, девочка осталась жива и стала сокровищем и предметом обожания и слепой любви как для брата, так и для сестры.

Добрая Туснельда, романтичная, как истая немка, дала ребенку имя Альмерис – героини романа, который в то время очаровал ее. Девочка невольно привязала к себе своих приемных родителей прекрасным характером, кротким и послушным, своей красотой и замечательным умом.

Во время рождения Альмерис семья пополнилась еще одним членом, а именно молодой англичанкой. Англичанка эта была женой секретаря одного лорда, который ради удовольствия путешествовал по Египту, таская с собой одного из сыновей. Миссис Джонсон была в то же время гувернанткой мальчика.

Заинтересовавшись раскопками, производившимися в то время в Дэир-эль-Бахри, знаменитой террасами усыпальниц царицы Хатшепсут и ее отца Тутмоса I, лорд остановился в Фивах и поселился в отеле Майделя; во время этого-то пребывания в Фивах миссис Джонсон и подружилась с Туснельдой. Дружба эта была такова, что по смерти мужа, умершего от солнечного удара и оставившего ее беременной, она отказалась следовать за лордом, снова отправившимся в путешествие, и осталась у Майделя.

Дня через три после рождения Альмерис, Дора Джонсон произвела на свет ребенка, который умер на следующий же день. Молодая мать была в отчаянии; тем не менее, она согласилась кормить грудью Альмерис, и скоро так привязалась к своей питомице, что окончательно осталась жить у своих новых друзей.

В обществе этих двух женщин, безумно обожавших ее, росла Альмерис. Странный это был ребенок, – мечтательный, подверженный видениям и странным снам. Ей нужны были совсем другие воспитательницы, чем ее тетка и кормилица, обе прекрасные, но недостаточно образованные и в высшей степени романтичные женщины.

Туснельда, совершенно поглощенная заботами по хозяйству, не имела времени заниматься воспитанием племянницы. Обязанность эту приняла на себя Дора. Она научила девочку всему, что знала сама, то есть читать и писать по-английски, по-немецки и немного по-французски, истории, географии и начаткам математики. Наконец, она научила ее играть на гитаре и петь немецкие и французские песни.

Своим живым умом Альмерис быстро усваивала все, чему ее учили, но особенно она пристрастилась к романам, которые читала ей Дора и которые еще больше возбуждали ее восточное воображение.

Главной поверенной девочки была Дора. У нее всегда хватало времени выслушать с восхищением рассказы о страшных снах и видениях девочки.

Альмерис, подрастая, становилась все мечтательней и менее общительной; в ней развилась истинная страсть к развалинам, среди которых она выросла. Целыми днями бродила она по древней столице, мечтая в каком-нибудь полуразрушившемся храме или около пустой гробницы древнего некрополя.

Все рабочие на раскопках ее знали, любили и часто дарили ей кое-какие мелкие вещи, находимые в развалинах. Во время одной из таких бесконечных прогулок с Альмерис и случилось несчастье, о котором шла речь в начале этого рассказа.

После долгого размышления, выругавшись, Майдель со вздохом поднялся и пошел за доктором. Он терпеть не мог, чтобы дочь его видели иностранцы, особенно молодые. В данный же момент весь отель был занят археологической экспедицией, к которой присоединился и один молодой врач.

Так как экспедиция работала далеко и чаще всего к обеду не возвращалась, предпочитая брать провизию с собой, Майдель не препятствовал дочери продолжать ее обычные прогулки, требуя лишь одного, чтобы она была дома раньше археологов. Молчаливый трактирщик пошел к большому дому, где и узнал от привратника, что ученые уже уехали, но что дома остались доктор, секретарь и еще один господин, которые находятся в своих комнатах.

Майдель постучался в дверь.

Звучный голос ответил:

– Войдите!

Майдель вошел и с поклоном остановился в нескольких шагах от стола, заваленного мелкими древностями. Около этого стола сидел доктор Леербах и рассматривал в лупу надпись на одном из амулетов.

Это был высокий молодой человек, худощавый и хорошо развитой, с бронзовым оттенком, с большими черными, бархатистыми глазами, с черными же, слегка вьющимися волосами, с правильными и приятными чертами лица.

Видя, что трактирщик в замешательстве вертит в руках свою шапку, доктор обратился к нему с улыбкой, открывшей ряд белоснежных зубов:

– Что скажете, Майдель? Что привело вас так рано ко мне? Чем могу служить вам?

Выслушав трактирщика, доктор встал, взял шляпу и весело ответил:

– Только-то? Конечно, я с удовольствием навещу вашу дочь и посмотрю, что с ней такое? Хитрец! Как ловко вы скрывали, что в вашем семействе живет взрослая барышня, о существовании которой мы и не подозревали!

Доктор приказал подать свою походную аптечку и последовал за трактирщиком. Через двор и небольшую калитку они вошли в уединенный сад, окружавший дом Майделя, и тот прямо повел доктора к большой террасе, крыша и колонны которой были покрыты вьющимися растениями. Зелень была так густа, что благодаря ей внутренность веранды тонула в зеленоватом сумраке.

В этой полутьме доктор разобрал только турецкий диван, на подушках которого лежала какая-то женщина в белом. Глаза Леербаха скоро привыкли. В нескольких шагах от дивана доктор остановился, как очарованный: никогда еще, казалось, не видал он такого очаровательного создания, как эта лежавшая перед ним девушка. Белый кисейный капот вырисовывал ее стройные формы; в руках она держала опахало из павлиньих перьев с ручкой из слоновой кости. Большие глаза газели, влажные и нежные, смотрели на него с неописуемым страхом и удивлением. Но тут она глухо вскрикнула, закрыла глаза и откинулась назад.