Книга Княгиня Ольга. Пламенеющий миф - Елизавета Дворецкая

Но так ли понимал эту историю летописец? Это ли хотел нам сказать? Ведь тогда история жестокой мести отходит на второй план перед совсем другой – историей женщины, которая не подчинилась злой судьбе и вырвала победу вопреки тому, что удача покинула ее род. Вопреки тому, что весь ее народ (киевляне) сдались, она отказалась сдаваться и доказала, что побеждать можно и без князя. В чем она видела источник этой победительной силы – в своей собственной родовой удаче, отличной от удачи Игоря? Тогда это еще одно доказательство, что «девушкой с перевоза» Ольга не была. В сакральной силе своего сына, который в своем нежном возрасте уже имел статус князя, а значит, и удачу? Во всяком случае, Ольга совершила то, чего от нее не ожидали – по крайней мере, древляне. Она произвела революцию в общественном сознании и показала себя не просто сильнее обычной женщины – сильнее вообще любого князя, подвластного судьбе. Сильнее самой судьбы.

* * *

У образа Ольги в этой части истории есть аналоги, причем настолько древние, что по сравнению с ними даже Салическая правда – почти новейшая литература.

У Геродота (V век до нашей эры) есть рассказ о Томирис, царице скифского племени массагетов (она жила еще на сто лет раньше), чья судьба обнаруживает впечатляющее сходство с судьбой Ольги. Томирис правила своей страной после смерти мужа, имела сына. «Кир задумал подчинить массагетов… К ней Кир отправил послов под предлогом сватовства, желая будто бы сделать ее своей женой. Однако Томирис поняла, что Кир сватается не к ней, а домогается царства массагетов, и отказала ему. Тогда Кир, так как ему не удалось хитростью добиться цели, открыто пошел войной на массагетов…»[54] Далее рассказывается, как персы решили допустить войско массагетов на свою территорию, но прибегли к хитрости: приготовили пир, зарезали баранов, выставили множество сосудов с цельным вином, чтобы массагеты упились и стали их легкой добычей. Так и вышло, сын Томирис попал в плен и потом убил себя. Далее состоялась битва, в ней войско Томирис одолело персов, сам Кир пал в сражении. Томирис приказала отрезать ему голову и погрузила в мех с кровью, чтобы он утолил наконец свою жажду.

По истории Ольги мы здесь немного забегаем вперед, но зато видим, огромное сходство составных частей сюжета:

– сватовство царя к вдовой царице с целью завладеть ее землей – хитрость с применением угощения и вина для захвата противника врасплох – открытая битва, в которой царица одерживает победу.

Разница в том, что у Геродота к хитрости прибегнул противник царицы, а в нашем сюжете – она сама, что прославляет ее мудрость. Эти сюжетные элементы у Геродота изложены несколько в другом порядке, но из них можно собрать историю «Ольга и древляне» почти полностью.

Я не знаю, могла ли «История» Геродота повлиять на древнерусскую литературу, устную и письменную. Но к моменту появления этого сказания в летописи постоянные, регулярные контакты Руси с Византией, наследницей античной культуры, насчитывали уже три-четыре века. Античное наследие византийцы ценили и активно использовали – даже Константин Багрянородный в письме называет муз источником своего вдохновения. А история такого рода очень хорошо подходит для купеческих баек, разговоров на торгах, в гостиных дворах и в приемной у эпарха. Что-то вроде этого: «Женщина, говоришь, у вас теперь правит? Вдова прежнего князя? Ну да, вам, скифам, это дело привычное. У вас уже была одна такая, Томирис ее звали. Как это – не слышал? Ваша же, скифская царица, а ты не слышал? Ну ладно, расскажу, пока ждем…»

По сходству ситуаций фольклорный сюжет очень легко переносится с одного персонажа на другого. И это не единственный аналог истории Ольги, который мы найдем в современной ей – или предшествующей – литературе, но о них будет рассказано в надлежащем месте.

«Горше нам Игоревой смерти»…

Переходим к третьем этапу этой истории, который в литературе обычно называется «Первая месть Ольги». Фольклорный характер этого эпизода ясен был давным-давно. Карамзин прокомментировал его так:

«Прежде всего Ольга наказала убийц Игоревых. Здесь Летописец сообщает нам многие подробности, отчасти не согласные ни с вероятностями рассудка, ни с важностию истории и взятые, без всякого сомнения, из народной сказки, но как истинное происшествие должно быть их основанием, и самые басни древние любопытны для ума внимательного, изображая обычаи и дух времени: то мы повторим Несторовы простые сказания о мести и хитрости Ольгиных». (курсив Карамзина – Е.Д.)

Николай Михайлович прямым текстом сказал и даже курсивом главное выделил: истории мести – народная сказка, всего этого не могло быть на самом деле, зато простые Несторовы сказания интересны как выражение духа эпохи. Для ума внимательного… И тем не менее само понимание того, что это – сказка, предание, как-то со временем потерялось и сказка заняла в глазах общества место реальной его истории. А реальному историческому лицу выводят характеристики и даже предъявляют обвинения по поступкам, совершенным литературным, более того – сказочным героем.

Итак, рассудив (уже рассмотренным образом) что за убийство князя Игоря им причитается его наследство, древляне приступают к делу. ПВЛ пишет:

«И послали древляне лучших мужей своих, числом двадцать, в ладье к Ольге, и пристали в ладье под Боричевым. Ведь вода тогда текла возле Киевской горы, а на Подоле не жили люди, но на горе. Город же Киев был там, где ныне двор Гордяты и Никифора, а княжеский двор был в городе, где ныне двор Воротислава и Чудина… Двор теремной и другой двор были, где стоит сейчас двор деместика, позади церкви святой Богородицы, над горою. Был там каменный терем…»

Далее рассказывается (если кто забыл), что Ольга приняла послов мнимо приветливо и велела им ждать, пока киевляне ради большей части понесут их на гору прямо в ладье. А тем временем приказала выкопать глубокую яму, в которую горделивых древлян и сбросили вместе с ладьей, после чего засыпали живыми. О чисто технических сложностях такого проекта мы уже поговорили во вступлении. Сама идея мнимой покорности встречается у нашего верного друга Саксона Грамматика: герои его историй тоже приглашали врагов к себе якобы на пир, а потом умерщвляли их. И не кто иной как Рагнар Лодброк, будущий 62-й король Дании, будучи маленьким ребенком (это важно, но чуть позже), в схожей угрожающей ситуации произносит следующую речь:

«…Лучше предотвратить гнев врага напускным смирением, нежели, ответив отказом, вооружить его для того, чтобы он напал на нас еще беспощаднее. Противясь воле более сильного, не сами ли мы подставляем свое горло под его меч? Самый действенный обман зачастую тот, о приготовлениях к которому известно менее всего. Лишь хитростью можно загнать лису в сети».

Именно так поступает Ольга с древлянами: напускным смирением заманивает врагов в ловушки, одну за другой. Есть нюанс: фактически «более сильной» в этой ситуации была сама Ольга. Но литературный сюжет, втянув ее в свою орбиту, закрывает глаза на ее реальное положение и заставляет действовать так, как нужно по сюжетной схеме для «хитрой жертвы».