Книга Часы без циферблата, или Полный ЭНЦЕФАРЕКТ - Ирина Оганова

В доме было не принято проявлять излишнюю нежность, и Степан рос чересчур стеснительным и совсем неосведомлённым в любовных делах. Уже в старших классах мальчишки, возвращаясь с летних каникул, хихикая, наперебой рассказывали о своих подвигах. У одного даже случилось приключение с 25-летней медсестрой, которая якобы подцепила его на пляже – врал, скорее всего, за ним водилось. Стёпа от свиданок не отказывался, обычно ему девочки сами записки слали и встречи назначали. Походят-походят по парку, эскимо – и домой; не понимал, как к поцелуям подступиться. В училище не до этого было, хотя не раз по ночам мужская сущность спать мешала. Зинка понахальней оказалась и уже на первом свидании затащила его в кино и на последний ряд попросила билеты взять – сидеть, мол, гораздо удобней. Только свет погас – она его руку себе на коленку положила, а потом и губами жаркими к его шее прижалась. Степан вздрогнул, машинально к ней потянулся и губы её горячие на своих почувствовал.

– Ты что, целоваться не умеешь? Как присоска для полотенца в туалете! – она громко засмеялась, почти на весь кинотеатр – хорошо, комедия шла, не так странно со стороны выглядело.

Быстро она его по-взрослому целоваться научила.

Когда увольнительную дали, домой пригласил; мама с отцом на дачу с утра уехали луковицы тюльпанов рассаживать. С Зиной всё как-то гладко случилось, и стеснение куда-то подевалось, как всю жизнь этим занимался, и ведь неиспорченный был, откуда что взялось.

Зинаида скрыла, что ей лишь 17. Выглядела старше, скорее всего, от манеры держать себя – уверенно и немного развязно. О том, что несовершеннолетняя, Степан узнал лишь на очередном свидании – пришла Зиночка не одна, а с матерью. Клавдия, как та представилась, имела странный баклажановый цвет волос и ядовитые тёмно-красные губы, которыми она сообщила неутешительную новость, что дочь беременна и Степану, как порядочному человеку, надлежит жениться, как раз через полгода новоиспечённой невесте стукнет 18. Спорить не имело смысла. По выражению лица возмущённой женщины было понятно: ни на какие компромиссы она не пойдёт, коли такой основательный жених дочери попался, да и с абортами в 71-м году дело обстояло совсем непросто, и карьеру можно вконец подпортить, дело нехитрое.

Клавдия – мать-одиночка двух дочерей, Зину совсем не жаловала, можно сказать, и недолюбливала. Всё из-за её отца, которого любила без памяти одной-единственной любовью – такую лишь однажды выпадает встретить. Хоть и безответную. К бабке в деревню от нежелательной беременности избавляться не поехала – ждала, что одумается и вернётся за ней. Он не вернулся, на комсомольскую стройку подался и пропал бесследно. Когда очухалась – поздно, брюхо на нос лезет. Вот тогда и невзлюбила она Зинку, как явную причину своей неустроенности. И ремнём била, и по щекам хлестала за любую провинность. Особенно злило, что как есть на отца похожа и, не видя ни разу, даже кое-какие его жесты имела и взгляд голубых глаз – как исподлобья, колючий. Алла, старшая, хоть и тоже нагулянная, ближе была и любима – настолько, насколько умела Клава любить, сама в детстве особо никаких чувств ни от кого не испытала, поэтому и от детей своих ничего не ждала. Вырастила, как сумела, а дальше их дело! За дочь по злорадству души рада была, что попался ей на крючок курсант из Макаровки – немного подождать, и в загранку ходить начнёт, вроде и из семьи небедной. Наконец-то будет чувствовать себя отомщённой за счастье упущенное.

Новость, что так внезапно женится, никого из Стёпиных не порадовала. Причину такого необдуманного решения он скрыл, только сестре Татьяне поведал и только потому, что та настойчиво допытывалась – старше на целых 10 лет и знает его как облупленного, и что скрывает что-то очень важное. Она молчала минуту, потом сказала: «Дурак!» и перевела разговор на другую тему – как и не слышала ничего – явно давая понять, что думать надо было, не ребёнок, и за Степана, по всей видимости, обидно стало – намается.

Михаил Сергеевич сына обожал – поздний, воспитывал строго, хотел настоящего мужика вырастить. Сам моряк – подводник и в чинах. Стоял у истоков создания Балтийского высшего военно-морского училища подводного плавания. Опыт с Великой Отечественной немалый. Мечтал, что Стёпка по его стопам пойдёт. Куда уж! Море Степан любил, а плавать так и не научился. Глубины боялся до ужаса, бледнел, когда представлял, как лодка подводная на дно ляжет и подняться на поверхность никогда не сможет.

Михаил Сергеевич как-то на Чёрном море решил пожёстче меры применить и невзначай Стёпку с лодки столкнул. Думал, хватит мужества бороться, выплывет и страх навсегда потеряет. Степан лишь воды морской наглотался и ещё больше глубины бояться стал, чуть заикаться не начал и на отца долго обижался, всего 12 ему тогда было.

Удивительно, что такие разные они с Таней получились. Степан – осторожный, мнительный, немного замкнутый, она – как пацанка, бесстрашная, как и не родные вовсе.

Чтобы отца окончательно не расстраивать, Степан в мореходное поступил им. Макарова, на судомеханический. На судоводительский духу не хватило – ответственность огромная судном руководить, хотя и за механику отвечать нелегко, благо ещё дослужиться до старшего надо.

Степан шёл быстро, Тамара едва поспевала. Как маленькая птичка, крутила головой в разные стороны и что-то приговаривала, потом неожиданно упёрлась и повисла на руке.

– Пап, ну пап…

Он остановился и посмотрел на дочку, пытаясь нацепить беззаботную улыбку.

– Пааап! – заныла Тома. – А куда мы идём?

Куда они направляются, Степан не знал, вернее, не решил, вариантов практически не было. Отец с матерью не должны ничего знать, правда, как скрыть – ума не приложить. К друзьям с малышкой категорически нельзя: у всех семьи, дети. Не поймут! И разговоры лишние.

Оставалась только старшая сестра, и он представил, как завалится к ней без предупреждения, без вещей и документов, но с ребёнком на руках. От бессилия стиснул зубы, в голову назойливо заползали мерзкие мысли, что ушёл он так, словно рассчитывал тут же вернуться, и был уверен: точно так же думает Зина, не ожидая от него особых подвигов. Но она ошибается! Ему всё надоело, и главное, он никогда больше не позволит кричать ни на себя, ни на дочку!

Через три дня уходить в рейс, и это совсем всё усложняло. Полная неразбериха!

Тамара дёргала отца за руку и повторяла как заведённый попугай:

– Ну куда? Папа!!! Куда?

Они шли по Староневскому проспекту, солнце садилось, но было по-прежнему тепло, как днём. Такие вечера в Ленинграде даже в разгар лета не самое обычное дело. «Хоть в чём-то повезло», – с грустью подумал Степан.

Остановился у телефонной будки, в кармане завалялись заветные две копейки. Долго ждать не пришлось, Таня сразу подняла трубку. Объяснения не понадобились – врубилась, понятливая. То, что брат с Зинаидой давно не ладят, догадывалась, и сам он нет-нет да проколется. Больше всего не хотелось Татьяне отца волновать, всё у Стёпочки хорошо и по-человечески, и зря они не верили, что уживётся он наконец с простецкой Зинкой с восьмью классами образования.