Книга Свинцовый вердикт [= Пуля для адвоката ] - Майкл Коннелли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, вы не могли бы показать присяжным, как это было проделано?
— Да, разумеется. — И доктор Арсланян раздвинула указку. — Эксперт управления шерифа, мистер Гилфойл, взял восемь обозначенных разными буквами образцов с тела и одежды мистера Эллиота.
И она начала указывать места, с которых брались образцы:
— Образец А взят с кисти правой руки, образец Б — с кисти левой. Образец В — с правого рукава куртки мистера Эллиота, образец Г — с левого. Затем были взяты образцы Д и Е — с груди куртки и образцы Ж и 3 — с тех участков рубашки, которые приходятся на грудь и торс.
— Так, и что же вы выяснили, проанализировав образцы?
— Я обнаружила, что концентрация остатков пороховой гари значительно меняется от образца к образцу.
— А именно?
— Наивысшая концентрация ОПГ была обнаружена в образцах А и Б, взятых с кистей рук мистера Эллиота. Затем начинается снижение концентрации — у образцов В, Г, Д и Е она значительно ниже, а в образцах Ж и 3 отсутствует.
— И о чем это сказало вам, доктор?
— Во-первых, сопоставимые результаты, полученные для кистей рук, показывают, что стрелявший держал оружие двумя руками. — Она соединила ладони манекена и вложила в них деревянный пистолет. — Однако при этом и на рукавах куртки, и на всей прочей одежде также должна была возникнуть высокая концентрация остатков гари. А результаты, полученные в управлении шерифа, указывают на обратное.
— По вашему мнению, что это может означать?
— Составной перенос остатков. Первый произошел, когда Эллиота со скованными руками поместили на заднее сиденье машины «четыре-альфа». После этого вещества оказались у него на ладонях и предплечьях, а затем, когда наручники сняли, часть этих веществ попала вследствие обычного движения рук на переднюю поверхность куртки.
— Скажите, доктор, по вашему мнению, существует ли какая-нибудь иная возможность получить такой рисунок ОПГ при применении огнестрельного оружия?
— Нет, ее не существует.
— Большое спасибо, доктор Арсланян. У меня вопросов больше нет.
Я возвратился на свое место за столом, и Уолтер Эллиот прошептал:
— Я еще ни разу в жизни не потратил десять тысяч с таким толком.
Я подумал, что и я сам неплохо поработал. Голанц попросил судью объявить перерыв на обед. И я понял, что оружия в его арсенале осталось немного, иначе Голанц выпалил бы из него сразу после показаний моей свидетельницы.
После того как судья и присяжные покинули зал, я подошел к столу обвинения. Голанц записывал в блокнот какие-то вопросы.
— Что? — спросил он.
— Ответом будет «нет».
— На какой вопрос?
— На просьбу, с которой вы собираетесь к нам обратиться, — о сделке с прокуратурой.
Голанц усмехнулся:
— Вы шутите, Хэллер. Да, ваша свидетельница произвела сильное впечатление. Но до конца процесса еще очень далеко.
— Кроме нее у меня имеется капитан французской полиции, который завтра покажет, что Рильц сдал семерых самых опасных и мстительных людей, какими этот капитан когда-либо занимался. И двое из них в прошлом году вышли из тюрьмы.
Голанц положил ручку на стол:
— Да, я разговаривал вчера с капитаном Клузо.
— А куда подевались немцы? — спросил я.
— Я попросил их приготовиться к тому, что вы построите защиту на попытках вывалять в грязи память об их сыне и брате, используя проблемы, с которыми Иоганн столкнулся во Франции, и изображая его немецким жиголо, совращавшим богатых женщин и мужчин по всему Малибу. И знаете, что ответил отец?
— Нет, но вы же мне сейчас скажете.
— Что они по горло сыты американским правосудием и хотят возвратиться домой.
Я попытался придумать какой-нибудь остроумный ответ. Не получилось.
— Ничего, — сказал Голанц, — о приговоре я их извещу.
Я вышел в коридор и увидел моего клиента в кольце репортеров. Он работал со своим «большим жюри» — с общественным мнением.
— Все то время, которое они потратили на меня, настоящий убийца разгуливал на свободе! — говорил Эллиот.
Я собрался было увести его от журналистов, но меня перехватил Киско.
— Иди-ка за мной, — сказал он.
Мы отошли по коридору от людской толпы.
— В чем дело, Киско? А я все думал, куда это ты подевался.
— Я получил сообщение из Флориды. Хочешь узнать, что в нем говорится?
Я уже пересказал Киско историю Эллиота о том, что он представляет здесь так называемую «организацию». Эллиот, когда он говорил об этом, казался мне искренним, однако на следующий день я напомнил себе о простом трюизме — врут все — и попросил Киско попытаться найти подтверждение этой истории.
— Слушаю, — сказал я.
— Я обратился к своему знакомому, полицейскому, который служит в Форт-Лодердейле. Человек он надежный, я ему доверяю. Так вот, семьдесят восемь лет назад дед Эллиота основал компанию, которая занималась морскими перевозками фосфатов; затем ею руководил отец Эллиота. Самому же Эллиоту марать руки не захотелось, и через год после смерти отца он компанию продал. В газетах писали, что он получил от продажи около тридцати двух миллионов.
— А что насчет организованной преступности?
— Ее в этой истории нет и в помине. Эллиот соврал.
Я кивнул.
— Хорошо, спасибо, Киско. Мы еще поговорим об этом.
Он направился к лифтам, а я остался стоять на месте, наблюдая за тем, как мой клиент разглагольствует перед репортерами. Что-то понемногу начинало жечь меня изнутри.
В конце концов я подошел к репортерам:
— Все, ребята. Больше комментариев не будет.
Я повел Эллиота по коридору, отгоняя от нас особенно привязчивых журналистов. Он, ликующе улыбаясь, выбросил вверх сжатый кулак:
— Дело в шляпе, Мик. Потрясающая женщина. Знаете, мне даже захотелось жениться на ней.
— Да, все это прекрасно, но посмотрим, как она выдержит перекрестный допрос. Послушайте, Уолтер, нам нужно поговорить. Мой частный детектив проверил вашу флоридскую версию, и я только что услышал от него, что она лжива. Вы соврали мне, Уолтер, а ведь я вас предупреждал: врать мне не следует.
Я загнал Эллиота в угол и видел, что это вызвало у него прилив раздражения.
— Почему вы соврали мне, Уолтер? Зачем придумали всю эту историю?
Он пожал плечами:
— Придумал? Вообще-то я ее в одном сценарии прочитал.
— Но я же ваш адвокат. Вы можете рассказывать мне все. Я просил вас говорить правду, а вы солгали, зачем?