Книга Ритуалист. Том 1 - Павел Корнев

– Боюсь, не вполне понимаю…

– На склоне лет Нойль сделался придворным философом монарха Грахцена, но страсти к женскому полу не растерял. Случилось так, что сего почтенного старца застали, когда тот не от большого ума затащил в постель сразу и младшую дочь короля, и его тогдашнюю фаворитку. С той или с другой – все было бы не так плохо, но одновременно с двумя – этого его величество спустить своему любимцу уже не мог. И, дабы преподать всем урок, не просто казнил прелюбодея, но заодно предал огню и его наследие, добившись обвинения в ереси. Мы вердикт соседей, разумеется, не оспариваем и все же относимся к хранению сочинений Нойля куда снисходительней, нежели к изучению иных истинно еретических трудов.

– Благодарю за разъяснение, ваше высокопреосвященство, – поклонился я на прощанье. – Буду ждать вашего человека в гостинице…

2

Сразу в «Серебряную форель» я возвращаться не стал, вместо этого отправился туда, куда следовало заглянуть сразу по прибытии в город. Выспросил у местных, как пройти на площадь Черных Роз, а там без всякого труда отыскал лавку мастера Бергера – купца, которого отрекомендовал другом друзей епископ Вим.

Площадь оказалась совсем крохотной и треугольной, на нее выходили фасады четырех домов, а в центре был разбит цветник. Черные там растут розы или обычные, выяснить, по понятным причинам, не удалось, но меня их цвет, если уж на то пошло, нисколько не интересовал.

Я распахнул звякнувшую колокольчиком дверь лавки и обнаружил, что друг друзей епископа Вима торгует всяческими весьма недешевыми безделушками: посудой работы острихских стекольщиков, люстрами с подвесками из хрусталя Медланских гор и зеркалами, коими славились мастера Лорании. Отдельный шкаф был отведен для изделий из алхимического стекла, преимущественно привезенными с островов Изумрудного архипелага. Несколько грамотно расставленных светильников заливали помещение брызгами радостного сияния, отражения искрились и посверкивали, создавая настроение внезапного праздника. Следовавшая за мной по пятам хмарь осталась на улице, не в силах проникнуть в это царство света.

Условная фраза заставила невысокого полноватого купца оставить лавку на попечение приказчика и провести меня в контору на втором этаже.

– Весточка о вашем скором приезде, магистр, приходила еще в прошлом году, – сказал он, вытащив из буфета бутылку южного вина. – Могу поинтересоваться, что задержало вас в пути?

– Провалялся месяц в горячке и не успел добраться до перевалов, прежде чем их закрыли снегопады, – ответил я, не вдаваясь в подробности. – И, мастер Бергер, к чему эти формальности? Зовите меня Филиппом.

– Карл, – в свою очередь представился торговец и наполнил рубиновой жидкостью сверкающий хрусталем бокал. – Могу я уведомить его преосвященство о вашем прибытии?

– Очень меня этим обяжете, – улыбнулся я, принял кубок, сделал небольшой глоток и одобрительно кивнул, собираясь с мыслями. Затем осторожно спросил: – Не знаете, Карл, мои… предшественники добились успеха в своих изысканиях?

Торговец приложился к бокалу.

– Близки к нему, но возникли некие осложнения, в суть которых они не вдавались.

– Где мне их искать?

– В Рёгенмаре.

Я удивился.

– Почему там?

Бергер лишь красноречиво развел руками, и я нахмурился, не понимая, что именно понадобилось книжникам братства святого Луки в этом университетском городке. Как бы то ни было, расспрашивать торговца не имело никакого смысла; я лишь вздохнул и выложил на стол медный фердинг.

– Не просветите меня на этот счет?

Купец взглянул на нелепую квадратную монету и усмехнулся.

– О, Филипп! Вы лицезрите плод финансового гения его королевского высочества.

– В самом деле?

Бергер лишь посмеялся.

– А что еще остается, если серебряные рудники давно оскудели, а доходы казны не столь велики, как хотелось бы? Когда великий герцог взял в жены майнрихтскую принцессу, траты взлетели до небес. Новый дворец, приемы, подарки многочисленным фаворитам. А ведь надо еще и армию содержать! Вот и начали медяки штамповать. Поначалу все шло очень даже неплохо, да только слишком много их в оборот поступает. По нынешним временам, за десять новых марок четыре старых дают, а пошлины, налоги и сборы принимают только серебром.

– Так и до бунта недалеко.

– Кровью зальют, – уверил меня торговец. – Гвардейцев и наемников новшества не коснулись, да и стражникам иногда серебро подкидывают. А простой люд волком воет – что есть, то есть. На прошлой седмице школяры шествие устраивали, так их разогнали, не посмотрели на угрозы всем университетом в другой город перебраться.

Я забрал квадратный фердинг и спросил:

– Монетой иностранной чеканки и в самом деле расплачиваться нельзя?

– Почему нельзя? Каждый с радостью примет. Но официально обращение запрещено, тут вы правы. – Торговец внимательно посмотрел на меня и предложил: – Могу помочь с обменом. Серебро на серебро. Интересует?

Я кивнул и полез за кошелем.

Лавку я покинул четверть часа спустя без единого талера и крейцера, зато с изрядным количеством серебряных марок, фердингов и крохотулек-сенти. Как водится, сточенных и обкусанных, но Бергер рассчитался честь по чести, расстались мы, вполне довольные друг другом.

И вновь вслед за мной поплелись серая хмарь и непогода. С неба сыпалась холодная морось, быстро темнело, и все же я сделал небольшой крюк и отправился в гостиницу через Университетский квартал. Тот словно вымер, прохожие встречались редко-редко, да и то в основном это были промокшие и злые на весь белый свет стражники. Школяры если и попадались, то не привычными шумными компаниями, а по двое или трое; лишь у одной из пивных толпилась ватага пьяненьких юнцов. Со стороны за ними наблюдала пара крепышей с медными бляхами педелей, и предосторожность эта показалась мне отнюдь не излишней. Среди школяров всегда с избытком хватало вольнодумцев и бузотеров.

Оставалось уповать лишь на то, что в Рёгенмаре ситуация накалена не так сильно, как в столице, иначе магистры Вселенской комиссии неминуемо окажутся между молотом и наковальней.

Задумчивость едва не сыграла дурную шутку, когда на следующем перекрестке из-за угла вдруг выскочила парочка несшихся во всю прыть юнцов. В последний момент я успел прижаться к стене, и школяры промчались мимо, едва не сбив меня с ног. Пару мгновений спустя следом вывернул стражник. Лицо его раскраснелось, а дыхание вырывалось изо рта с хрипом и сипом, но глаза громилы пылали злым азартом, и от преследования он отказываться не собирался.

Я поставил слуге закона подножку, повернул на соседнюю улочку и поспешил прочь. Цеховая солидарность, чтоб ее. Это все цеховая солидарность…

3

В «Серебряную форель» я вернулся промокшим, озябшим и голодным словно волк. Сразу отыскал хозяина и вручил ему четыре фердинга за комнату, пропитание и глёг. Содержатель гостиницы принял медяки с нескрываемой печалью, но настаивать на оплате серебром не стал и предупредил, что ужин будет немного позже, а подогретое вино принесут прямо сейчас.