Книга Система Ада - Павел Кузьменко

— Молодежь. Все бы вам поерничать. Кто это написал? Хотя его имя мне все равно ничего не скажет. На том свете узнаю. Если и после смерти не попаду сюда… Хм, комарабли. Это же комары образно, да? Такие маленькие, назойливые, кусачие? Господи, никогда больше не услышу их прелестного жужжания. Еще что-нибудь помнишь?

Это был абсурд высшей пробы. Стотридцатилетний и девятнадцатилетний сидели, навеки замкнутые в подземной системе в условиях военного времени вневременной, бесконечной и никому не нужной войны, и за долгие мгновения до смерти старика читали наизусть стихи. Или это была их маленькая победа над безумием.

— Вот еще, — сказал Миша. — Совсем не ернические.

… погонщик возник неизвестно откуда. В пустыне, подобранной небом для чуда по принципу сходства, случившись ночлегом, они жгли костер.

В заметаемой снегом пещере, своей не предчувствуя роли, младенец дремал в золотом ореоле волос,

обретавших стремительный навык свеченья — не только в державе чернявых, сейчас, — но и вправду подобно звезде, покуда земля существует везде.

Старый, очень старый Петр Иванович выслушал это и тяжело вздохнул. Потом что-то в нем угрожающе эахрипело. Долгожданная смерть напомнила о себе. Миша это почувствовал. Растерявшись, сделал попытки встать, чтобы позвать кого-нибудь, ввести больному ненужное лекарство. Но больному не хотелось нарушать такого приятного одиночества вдвоем, такого последнего диалога.

Он схватил собеседника за теплую руку мертвыми пальцами и, переборов внутреннюю боль, хрипло прошептал:

— Сиди.

Несколько минут он одолевал своего беспощадного, грызущего рака, потом заговорил:

— Постарайся не задерживаться тут, парень. Это страшное место. Ну, да ты сам уже понял, полагаю, коли сохранил разум и память. Это страшный мир. И ты видишь перед собой одного из его создателей. Меня арестовали в тридцать седьмом в Питере, в… как его там тогда, в Ленинграде. Тогда многих хватали. А я дворянского происхождения — чего ж не забрать. Через два года из Печорлага перевели сюда. В Тульской области зэки расширяли каменоломни, где брали камень для строительства метро в Москве. Сталин, конечно, хотел, чтобы поближе к столице. Сталин хотел весь мир прижать к ногтю — война ведь должна была начаться. А немцы уже работали. Американцы тоже. Оппенгеймер и Эйнштейн в Америку перебрались. Слухи, все больше слухи, но опасные слухи были. Вот меня сюда и перевели, в шарашку. Я же физик, профессором был в Петербургском университете. Ты в физике что-нибудь понимаешь?

— Нет. Почти ничего, — покачал головой Шмидт. — В школе у меня трояк был с минусом, почти «неудовлетворительно».

— Тогда детали я опущу…

В маленьком измученном теле все заклокотало внутри еще сильнее, чем прежде. Старик широко открыл рот, задрожал, застонал. Но его холодная рука держала парня железной хваткой. Через некоторое время он снова смог говорить.

— Мы должны были лишь начать, всё подготовить. Потом, я думаю, взяли бы Курчатова, Капицу, еще кого-нибудь. Но не вышло. Нас завалило. Я знаю, атомную бомбу все-таки создали. Другие. Досюда сведения иногда доходят. У нас вышло другое страшное оружие. Володька Коломенский не имел никакой ученой степени, молодой. Но он был гений. Я знаю, ему сам дьявол помогал. Мы все-таки построили атомный реактор. А Коломенский открыл необычные свойства радиоактивной соли в Соленой пещере. Реактор работал на ее ионах, брал прямо из воздуха. Когда главный выход завалило и стало ясно, что началось нечто странное, Володька все равно продолжал работать. Эта машина сгущала само время. На разных уровнях оно текло по-разному. Где почти нормально, где медленно, где быстро. В одном кольцевом пограничном коридоре оно вообще остановилось! Теперь уже ничего нельзя понять. Потому что сам реактор вместе с Коломенским засыпало новым обвалом. В Соленой пещере осталось немного людей. И они, те, что были возле самого реактора, превратились в монстров. К сожалению, до войны кое-где бабы сидели вместе с мужиками. И здесь, и в Соленой пещере остались женщины. Люди начали размножаться. Там монстры, а тут психи. Лета ведь проходит через какой-то участок, где действует еще одна непонятная волна от реактора. Господи, убей меня поскорее, ведь я тоже создавал этот ад…

Старик ненадолго замолчал, и Миша осмелился перебить его:

— Но вы же, как я слышал, были в Соленой пещере, лечились. И что за монстры…

— Есть там один гротик, где они не трогают. Если их хорошо подкармливать человечинкой, с ними можно договориться. Когда подземный завод завалило, несколько урок и один комиссар захватили тут власть. уяс они-то воды из Леты не пили. Комиссар Голдов, сволочь, знал античную литературу. Это он так назвал здешние реки. Убили его, слава богу. А меня они при себе за консультанта держали. Крот и еще некоторые нашли тайные ходы на поверхность. Без них жратва и патроны давно бы уже кончились. Устроили тут адские игрища…

Петр Иванович все чаще стал задыхаться, останавливаться. Похоже, ему уже начинал отказывать разум. Миша чувствовал, что старик забыл о его присутствии. Человек, с тридцать девятого года не видевший солнца, как будто просто выговаривался напоследок, как будто диктовал мемуары, чтобы не унести в могилу тайну тульского подземелья.

— Сюда пытались пробиться с поверхности. Не думаю, чтобы в НКВД смогли так просто смириться с потерей сверхсекретного завода. Последний раз два года назад. Уж не соображу, какой у вас тогда был год. Но ничего не вышло. Всех, кто пытался, уничтожили. От них случайно осталось несколько газеток, чего-то в них было завернуто. Самые свежие, которые я видел, за тысяча девятьсот шестидесятый.

Эта история была, конечно, интересной, но Шмидта сейчас волновало другое. Расположенный к нему умирающий старик, похоже, знал, как отсюда выбраться. Мише было не до писательства, не до мемуаров, не до обнародования сенсационных тайн. Ему жаждалось просто выбраться отсюда в нормальный человеческий мир.

— Петр Иванович! — напомнил он о себе. И тут старик прозрел. Рак, точно им управляли эти неизвестные жестокие властители-урки, чтобы не выдать главной тайны, вцепился в бедного профессора уже смертельной хваткой. Захарьин с жутким клокотанием внутри изогнулся в позвоночнике так, что даже столкнул Шмидта с края кровати. Глаза старика выпучились и налились кровью. Изо рта пошла какая-то зловонная желтая пена. Миша склонился над ним, пытаясь уловить последние слова.

— Иди, — пробулькало горло, — иди… отсюда… кольцо… по часовой…

Тело, лишенное жизни, рухнуло на кровать. Ржавые пружины жалобно пропели. Миша несколько минут с тупой внимательностью разглядывал мертвеца. Потом вспомнил предсмертную просьбу ученого, чуть дрожащей рукой расстегнул провонявшую одежду у него на груди, захватил клок седых волос на густо заросшей груди и с силой дернул. В пальцах осталось несколько мертвых волосков. Михаил оторвал кусочек ветхого одеяла, завернул в него волосы и сунул в карман.