Книга Повседневная жизнь алхимиков в Средние века - Серж Ютен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сообщалось, что папа Иоанн XXII оставил после себя казну, насчитывавшую двадцать пять миллионов флоринов. Откуда могла взяться эта сумма, если у Иоанна XXII не было собственного состояния и он никогда не занимался коммерческой деятельностью? Скептики могли бы возразить, что первые папы, обосновавшиеся в Авиньоне, практически находились на положении вассалов французского короля (несмотря на официально признанную экстерриториальность их владений), и вероятно, они были вынуждены создавать значительные секретные финансовые резервы — правда, нет убедительных доказательств, способных подтвердить это предположение.
И все-таки можно было бы резонно возразить нам, что два великих средневековых алхимика были осуждены по приговору, вынесенному церковным судом, и как раз по вероучительному мотиву.
Первый из этих осужденных адептов, врач Арнольд из Виллановы, умерший в 1313 году, благодаря высокой протекции со стороны авиньонского папы Климента V при жизни понтифика не подвергался серьезным преследованиям. Однако, как только умер его покровитель (в начале 1314 года), инквизиционный трибунал, собравшийся в Тарасконе под председательством монаха-иаковита Лонжера, подтвердил задним числом неприятие пятнадцати предложений Арнольда, которые были осуждены в 1309 году в Париже теологическим факультетом (Сорбонной).
Несчастному же Роджеру Бэкону (1214–1294), заслужившему почетное прозвание doctor mirabilis («дивный ученый»), довелось испытать гораздо более злую участь: он провел четырнадцать лет в монастырской тюрьме.
Ни Арнольд из Виллановы, ни францисканский монах Роджер Бэкон никогда не выступали против церкви и не давали повода заподозрить себя в неверии — как раз наоборот. За что же тогда их преследовали? Инквизиционные трибуналы опасались (это стало для них своего рода наваждением) применения средств, соприкасавшихся с черной магией (обвинение требовало самого сурового наказания, если подсудимый «сознательно стремился к достижению чего-либо, применяя дьявольские средства»). Именно это, очевидно, и послужило основанием для обвинения двух упомянутых нами алхимиков. Более того, любая смелая мысль могла вызвать негодование церковных властей: например, глава францисканского ордена обвинял Роджера Бэкона в том, что он учил «подозрительным новшествам». А это действительно был исключительно пророческий ум: задолго до Леонардо да Винчи он писал о возможности создания летающих машин, самодвижущихся повозок и подводных лодок.[68]
Было бы произволом отрицать такие факты. Вместе с тем необходимо учитывать политический фон, на котором разворачивались подобного рода процессы, а также то, что они оставались единичными случаями в сравнении со значительно большим количеством алхимиков, которых в Средние века не тревожили церковные власти по какому бы то ни было поводу.
Что же касается замечательных исследований Роджера Бэкона по оптике, заметим, что вопреки расхожим представлениям средневековые ученые обладали в этой области достаточно точными знаниями. Вот почему в XIII веке алхимики, а не один только Роджер Бэкон, могли иметь весьма совершенные зеркала. Однако, так же как и в случае наблюдения за трансформациями, которые претерпевала первичная материя в ходе Великого минерального Делания, отнюдь не существовало непреодолимой грани между позитивными наблюдениями и тем, что мы сейчас отнесли бы к оккультной сфере. Об этом можно судить по отрывку из «Романа о Розе» адепта Жана де Мёна.
«Зеркала, — продолжает Природа — обладают многими курьезными свойствами. Когда смотришь в них, могут показаться отдаленными и маленькими предметы, в действительности большие и расположенные вблизи, так что с трудом можно различать их, даже напряженно всматриваясь, — будь то хоть самые высокие горы, как те, что отделяют Францию от Испании.
Другие же зеркала показывают, когда смотришь в них, предметы в точных пропорциях.
Есть и такие, которые, будучи направленными на предмет, способны зажигать его, поскольку они собирают в одной точке солнечные лучи с заключенным в них жаром.
Еще один тип зеркал показывает, в зависимости от того, как их установить, различные изображения то правдиво, то представляет их продолговатыми или перевернутыми, а то и делает из одного предмета несколько; при соответствующей их форме они могут показывать четыре глаза на одном лице; смотрящему в них могут даже являться привидения; живых они могут показывать как через воду, так и через воздух — при различных углах зрения можно видеть, как они играют между глазом и зеркалом, в соответствии с характером простой или сложной среды, на тысячу ладов меняя свою форму, обманывая глаза смотрящего».
Мы уже видели, как Николя Фламель проделал пешим паломником длинный путь к могиле святого апостола Иакова в Сантьяго-де-Компостела в Галисии. Мы знаем также, что отправной точкой для паломников, пускавшихся в путь из Парижа, была церковь Сен-Жак-ла-Бушри. И это не случайно: стоявшая на крыше здания статуя святого Иакова (по размерам более крупная, чем три другие символические фигуры) была обращена лицом в сторону запада (на закат солнца).
Фламель, отправляясь в паломничество на могилу апостола, имел и свою потаенную цель — повстречать учителя, способного объяснить ему таинственные рисунки «Книги Авраама Еврея». Такое паломничество для средневековых западных алхимиков стало традицией, сопоставимой, например, с традицией членов союзов подмастерий (которая поддерживается и по сей день) отправляться в паломничество к гроту Марии Магдалины в горах Сен-Бом близ Марселя.
Путешествие в Сантьяго-де-Компостела представляло собой переживание алхимиком событий последнего этапа жизненного пути апостола Иакова, как о них повествует историческая традиция. Этому путешествию соответствовал и определенный символический смысл — не случайно Млечный Путь имеет старинное народное название путь святого Иакова. Это было соответствие, постоянная аналогия между небом и землей, между (как говорится в «Изумрудной скрижали») «тем, что вверху», и «тем, что внизу»… Само название Компостела заключало в себе особый смысл для средневекового алхимика, разлагавшего его на два составных латинских слова: campus («поле») (оно вызывало также ассоциацию с компостом, в котором происходило гниение, необходимое для успеха Великого Делания) и Stella («звезда»). Таким образом, Компостела — Campus stellae, «Поле звезды»…
Почему же средневековые христианские алхимики избрали себе в качестве святого покровителя апостола Иакова?
Напомним в связи с этим красивую легенду об обнаружении его могилы в Галисии. В IX веке к местному епископу Теодомиру пришел некий крестьянин и рассказал о невероятном происшествии, приключившемся с ним на поле: мало того, что его быки отказались там пахать, так еще ночью расцвели в изобилии целебные цветы, а над нолем светила звезда невиданной яркости. Епископ распорядился обследовать поле, на котором в результате и был выкопан из земли мраморный саркофаг, заключавший в себе тело, чудесным образом не тронутое тлением. Стало понятно, что обнаружено тело никого иного, как апостола Иакова. На том самом месте, где явлено было чудо — отныне оно и получило название Campus stellae, — построили церковь, в которую поместили бесценную реликвию.
