Книга Освободительный поход Сталина - Михаил Мельтюхов

6 октября 1926 г. Муссолини была передана нота, в которой указывалось, что советское правительство не признаёт и не признает никакого акта, по которому Бессарабия, вопреки воле населения, оказалась бы присоединенной к Румынии, и что каждый такой акт будет им рассматриваться как проявление недружелюбия по отношению к Советскому Союзу. «Нота имела целью, — указывал 9 ноября Литвинов в беседе с итальянским послом в Москве, — довести до сведения не только итальянского правительства о нашем отношении к бессарабской конвенции, но и до сведения всего мира, в том числе и Румынии, что мы ни на йоту не отказываемся от наших прав на Бессарабию». А Чичерин, выступая 6 декабря 1926 г. в Берлине перед представителями прессы, отметил, что Советский Союз не может «спокойно относиться к таким выпадам», как заявление Бадольо в Кишиневе.

Когда 9 марта 1927 г. Италия ратифицировала Парижский протокол, советское правительство 17 марта заявило протест. Оно напомнило, что во время всех переговоров о Бессарабии СССР стоял на той точке зрения, что судьба этой территории может и должна быть решена исключительно свободным проявлением воли ее населения, а отказ Румынии от плебисцита свидетельствует о понимании последней того, что она осуществляет свою власть лишь силой оружия и насилия над волей населения края. Москва еще раз заявила о том, что «СССР по-прежнему и неизменно считает аннексию Бессарабии Румынией фактом голого насилия». Одновременно представители СССР в Токио делали все, чтобы предотвратить ратификацию Парижского протокола Японией, выражая при этом надежду, что «правительство Японии, не желая омрачить добрых отношений с СССР, и впредь откажется от ратификации Бессарабского протокола».[222] 14 марта 1928 г. Япония уведомила СССР, что она пока не собирается ратифицировать Парижский протокол.[223]

Переговоры в Риге

В июле 1928 г. Чехословакия предложила СССР посредничество в переговорах с Румынией. В дальнейшем было предложено обменять признание Бессарабии за Румынией на оставление за СССР румынских ценностей. 29 сентября Литвинов предложил Политбюро ответить Праге, что СССР готов встретиться с представителем Румынии «для предварительного обсуждения соглашения, но что всякие переговоры будут безуспешны, если румынское правительство будет оставаться на позиции, занятой им во время Венской конференции». Со своей стороны, румынское руководство оставалось на позиции «не обсуждать вопроса о границах». В итоге посредничество Праги не пригодилось.

6 сентября 1928 г. СССР присоединился к пакту Бриана-Келлога и единственный из всех государств-участников ратифицировал его до конца года. 29 декабря Москва предложила Польше и Литве подписать протокол о досрочном вводе в действие этого договора с тем, чтобы позднее к протоколу присоединилось любое государство, подписавшее пакт. Но Варшава предложила расширить список участников будущего соглашения за счет привлечения Румынии, Латвии и Эстонии. Узнав об этом, Литва отказалась участвовать в многостороннем соглашении. Для Польши и Румынии это был лишний повод продемонстрировать крепость их военного союза. 11 января 1929 г. советская сторона указала Польше, что она не против участия Румынии в предполагаемом протоколе, но это вовсе не ликвидирует существующие советско-румынские спорные вопросы. В конце концов 1 февраля 1929 г. Москва приняла польское предложение, и 9 февраля СССР, Польша, Румыния, Латвия и Эстония подписали Московский протокол о досрочном введении в действие договора Бриана-Келлога. 27 февраля к протоколу присоединилась Турция, 3 апреля — Иран, а 4 апреля — Литва.[224]

Румынская сторона постаралась придать этому документу характер признания Советским Союзом Бессарабии частью Румынии, поэтому при его подписании Литвинов заявил, что «то обстоятельство, что среди нас находится в качестве делегата, подписывающего протокол, представитель государства, с которым Союз не имеет нормальных дипломатических отношений и с которым у него существуют давнишние серьезные, неразрешенные и не разрешаемые настоящим протоколом споры, является лишь добавочным свидетельством миролюбия Советского Союза». С изложением этой советской позиции 10 февраля выступила газета «Известия». В беседе с представителем Румынии К. Давилой Литвинов указал, что для Румынии урегулирование вопроса о ее границе на Днестре имеет значительно большее значение, чем для СССР, и что Москва остается на почве своего предложения о плебисците. Эта же позиция была подтверждена в постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) от 28 марта 1929 г. и в выступлении Председателя СНК СССР А. И. Рыкова 23 мая.[225]

В 1929 г. министр иностранных дел Румынии К. Арджетояну откровенно заявил, что «Румыния хочет создать среднеевропейский союз против СССР. В этом союзе должны участвовать Польша, Румыния, Чехословакия, Австрия, Венгрия, Югославия и Италия. Пакт Келлога имеет главным образом моральное значение. Никто не может заставить государство, подписавшее пакт, не вести войну, если оно эту войну хочет. Европа не должна забывать, что Румыния охраняет Европу от русской опасности». Конференция Малой Антанты в мае 1929 г., обсуждая вопрос об отношениях с СССР, по инициативе Румынии и Югославии высказалась за новую отсрочку установления дипломатических отношений с Москвой.[226] 5 декабря 1929 г. США предложили Румынии выступить с заявлением, осуждавшим действия Советского Союза в ходе конфликта на КВЖД, что уже сделали США, Англия и Франция. Не исключалось, что к этому демаршу присоединятся все страны Малой Антанты и Польша.

Понятно, что Москва постаралась удержать своих западных соседей от этого шага. Выступая на II сессии ЦИК СССР, Литвинов напомнил, что «на юго-западной нашей границе одна из провинций, формально не отделившаяся от нашего Союза, находится еще в оккупации другой страны. Этой оккупации самозваные охранители пакта Келлога не замечают. Я имею в виду Бессарабию, население которой никогда не переставало стремиться к воссоединению с нашим Союзом».[227] Тем не менее Румыния присоединилась к американской ноте, и 21 декабря, в тот день, когда в Хабаровске был подписан советско-китайский протокол о нормализации отношений, французский посол в Москве попытался передать эту румынскую ноту Литвинову, который отказался не только ее принять, но и выслушать. Советская сторона совершенно справедливо заявила, что государству, отказывающемуся возобновить нормальные отношения с СССР и оккупирующему часть советской территории, вряд ли стоит выступать с нравоучениями на тему о миролюбии.