Книга Скрытый Тибет. История независимости и оккупации - С. Кузьмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все познается в сравнении. В законодательстве империи Цин насчитывалось 2759 преступлений, более тысячи из которых карались смертью. Некоторые виды казни рассчитаны были на то, чтобы жертва не умирала много часов. В империи Цин казни делились на три типа: тяжелые, средние и легкие, от линьчи до простого обезглавливания. Последнее было там столь обыденным, что часто проводилось в массовом объеме в базарные дни. А в Маньчжурии заезжим путешественникам, которые спрашивали о пытках, местные власти предлагали их продемонстрировать на арестованных.
Так что до XX в. тибетские наказания были не более жестокими, чем маньчжуро-китайские. В Тибете руки и ноги отрубали только за серьезные преступления: разбой, крупное воровство и т.п. То же относится к ослеплению за крупные политические преступления. «На местах» назначать наказания, связанные с членовредительством, могли только цзонпоны (губернаторы). В январе 1913 г. Далай-лама XIII своим указом вообще отменил эти наказания, оставив смертную казнь и ампутацию только для тех, кто составил заговор против правительства. Применяли эти наказания очень редко. По-видимому, последним ослепили министра Луншара в начале XX в. Ослепляли специально подобранные люди, с помощью коленных костяшек яка. Для ослепления долго не могли найти человека, который знал бы эту технологию.
Китайская пропаганда утверждает, что таким способом феодалы наказывали «крепостных». Это неверно. Плохое обращение и подавление крестьян помещиками было запрещено законом и социальными договорами. Если уж помещик сильно избил слугу, он должен был вызвать врача. Конечно, были случаи убийства крестьян феодалами. Насколько часты бывали такие нарушения, неизвестно. В 1909 г. Далай-лама XIII издал указ, по которому каждый крестьянин получал право, в случае дурного обращения со стороны хозяина, подать жалобу непосредственно Далай-ламе. Такая жалоба могла поступить и через цзонпона.
По-видимому, «на местах» ампутация могла применяться и позже, в нарушение закона. Г. Харрер так описал нравы тех, кого наказывали в Каме таким способом:
«Обычно шайка базируется в трех-четырех юртах, служащих ей штабквартирой. Налеты происходят следующим образом: вооруженные винтовками и саблями, кхампы врываются в жилище кочевника и требуют принять их по высшему разряду. В ужасе кочевник выкладывает все, что у него есть. Бандиты набивают животы и карманы, забирают часть стада и исчезают в безбрежном пространстве. На следующий день они нападают уже на другую юрту, и так до тех пор, пока не обчистят весь район. Затем кхампы переносят свою штаб-квартиру в другое место и начинают все сызнова. Не имея оружия, кочевники покоряются судьбе, а правительство не способно защитить их в столь отдаленных районах. Однако, если какой-нибудь районный чиновник добирается до этого захолустья, он не остается внакладе, ибо забирает все бандитские трофеи себе. Пойманных разбойников ждет суровое наказание: отсечение рук. Но это не останавливает кхамп. Много рассказывают об их жестокости. Иногда они даже убивают паломников, странствующих монахов и монахинь. Когда полиция ловила бандитов и грабителей с большой дороги, им обычно отсекали кисть или стопу. Я с ужасом наблюдал, как потом стерилизовали нанесенные раны: обрубок конечности опускали в кипящее масло и держали там. Но даже подобные ужасы не могли сдержать нарушителей закона. Один губернатор рассказывал мне о разбойниках, демонстративно протягивавших свои руки для отсечения, а через несколько недель снова бравшихся за прежнее» .
Осужденных к более легким наказаниям не всегда помещали в тюрьму. «К нам подселили человека, чьи колени были закованы в колодки, и он мог передвигаться только очень короткими шажками. С улыбкой, будто о нормальном явлении, он поведал нам, что является убийцей и грабителем, сперва приговоренным к двумстам ударам плетью, а затем — к пожизненному ношению колодок. Мы скоро узнали: в Тибете преступник не обязательно должен находиться под надзором. Нашего соседа никто не ущемлял в социальном плане. Осужденный бандит мог общаться с кем угодно, а жил подаянием. И надо сказать, жил неплохо… Приговоренные к пожизненному ношению цепей либо заключались в государственную тюрьму Шол, либо направлялись под надзор районного губернатора. Их судьба складывалась лучше, чем у узников тюрьмы: тем дозволялось покидать свои камеры только в дни рождения или смерти Будды, когда они, прикованные цепями к другим узникам, могли просить милостыню в Лингхоре… Воры и другие мелкие уголовники наказывались кнутом. Табличка с описанием преступления вешалась на шею осужденному, и ему приходилось стоять в течение нескольких дней у позорного столба. И опять же добрые люди приносили ему еду и питье».
Но это были исключения. К середине XX в. в Тибете очень редко применялись телесные наказания, за исключением порки. Но в то самое время она была обычной в «цивилизованных» странах. Скажем, в Великобритании розги в школе отменили только в 2003 г. А в Китае в XX в. было еще суровее.
Во всем Тибете было всего две тюрьмы: в Лхасе и Шоле. Старики рассказывали мне, что в каждой, по их наблюдениям, перед китайским вторжением содержалось по 5–10 чел. За воровство не наказывали детей до 13 лет, лишь делали внушение их родителям. Телесные наказания вообще не применяли к беременным женщинам и больным. В поместьях были специальные помещения для допросов и порки. Вероятно, их пропаганда и называет ужасными тюрьмами, которые были у каждого «крепостника».
Европейская система здравоохранения стала внедряться в Тибете лишь в начале XX в. Но, как и раньше, основу составляла тибетская медицина. Практиковали и разрабатывали ее преимущественно монахи. За столетия она достигла столь высокого уровня, что в наше время высоко оценивается мировой наукой. Есть сведения, что высокая смертность от эпидемий в старом Тибете была связана с невыполнением крестьянами медицинских правил и мер профилактики. В то же время заявления о том, будто 90% тибетцев были заражены, и это было причиной широко распространенной смертности и женской стерильности, — некомпетентная левая пропаганда: корректной статистики нет. Китайские источники оценивают среднюю продолжительность жизни там в 35,5 лет, смертность новорожденных и младенцев — в 43%. Хотя достоверность этих оценок сомнительна, средняя продолжительность жизни в Тибете могла быть меньше, чем в Европе, — в основном, за счет высокой детской смертности. Но численность населения, очевидно, росла, хотя и медленно. По различным оценкам, в конце XIX — начале XX в. она составляла от 1 до 15,4 млн. чел. По-видимому, наиболее близки к истине цифры, приводимые Ч. Беллом и П.К. Козловым, согласно которым в первые десятилетия XX в. численность тибетцев составляла 4–5 млн. чел.
* * *
Старый Тибет — не фантастическая страна Шангри-ла из новеллы Джеймса Хилтона, с которой его почему-то сравнивают критики (хотя сами тибетцы такой страны не знали). Часто пишут, что старый Тибет был отсталым и подлежал реформированию. Конечно, в любой стране можно найти что-то плохое. Но все познается в сравнении.
Тибетские «крепостные», фактически, были арендаторами, а так называемые «рабы» — домашними слугами. В отличие от Европы и государства Цин, в Тибете не было существенных классовых антагонизмов. Значит, феодально-теократический строй устраивал народ. Не устраивал он иностранцев, — но их никто не звал в Тибет. В научно-техническом плане эта страна отставала от Китая. Но разрыв не был существенным: даже в цинскую эпоху тибетцы успешно защищали свое государство. Отставание сказалось позже. Тибетское руководство пыталось проводить реформы, но это наталкивалось на сопротивление общества. В гуманитарном и социальном плане старый Тибет был не хуже Цинского и западных государств. После падения Цинской империи средневековые пытки и казни в Тибете стали очень редкими. На выставках орудий пыток в КНР демонстрируется в основном то, что к приходу китайцев уже не применялось.