Книга Обман - А. Брэди

– Вы получили плохие новости или что? – с отвращением, как мне кажется, спрашивает Ричард. – Вы заболели?

– Заболела? Нет. Нет, Ричард, я не заболела.

– А вид у вас больной. Как будто вам нужна помощь. – Говоря это, он загибает уголок газеты и смотрит на меня.

– Спасибо. Я позабочусь о себе. – Я откатываюсь подальше и погружаюсь в себя.

– Вам не надо меня бояться, – выдает Ричард. – Я не сделаю вам ничего плохого.

– Я вас не боюсь. У меня что, такой вид, будто я вас боюсь? Будто мне есть хоть какое-то сраное дело до того, что вы обо мне думаете? А?

Я хватаюсь за лоб. Все, больше я не могу держать себя в руках. Правда словно изрешетила меня пулями, и я не знаю, как это скрыть. Как притвориться, что все нормально. Ричард здесь ни при чем. Он просто оказался на пути несущегося неизвестно куда поезда, и ему предстоит стать «сопутствующими потерями».

– До чего-то вам все же есть сраное дело, – спокойно отвечает Ричард. Его совершенно не смутил мой взрыв. Он явно уже видел такое раньше. И его ничуть не беспокоит, что его врач, его психолог сорвал с себя профессиональную маску и показывает свои настоящие эмоции. – Знаете, это все нормально. Вы не должны всегда быть собранной и спокойной.

– Конечно, должна, – мрачно цежу я. – Моя работа состоит в том, чтобы всегда быть собранной и спокойной. И нормальной. Предполагается, что и в жизни у меня все нормально. И сама я нормальна.

Слезы текут по лицу, и я не могу их остановить. Так же как и соплю, что струится из моей левой ноздри к подбородку. И совладать с грудью, из которой вырываются истерические рыдания. И не могу ничего поделать с венами на лбу, что набухают так сильно, словно готовы взорваться. И с кулаками, которые то сжимаются, то разжимаются – как будто, если проделать это упражнение много раз, все пройдет.

Я не контролирую себя и не могу заставить Ричарда закрыть глаза и не видеть этого. Воротничок моей блузки намок и прилип к шее, и это ощущение невыносимо. Ричард вежливо затыкается, и все, чего я хочу, – это чтобы он ушел, а я могла бы спокойно сблевать в корзину для бумаг.

Я слышу, как закрывается дверь в комнату для групповых сеансов, и, как только звук голосов приглушается, я слегка приоткрываю свою дверь и жестом показываю Ричарду, что он может уйти. Низко наклонив при этом голову, на случай, если кто-то вдруг пройдет мимо и решит заглянуть и понаблюдать, как рушится моя жизнь.

Ричард смотрит на меня, потом на открытую дверь. И аккуратно захлопывает ее ногой в ботинке от «Тимберлэнд».

– У меня еще осталось время. – К счастью, он снова уставился в газету и не видит, в каком я состоянии. – И я единственный человек, перед которым вы можете истерить сколько влезет.

Я не могу дать ему достойный отпор. Забыла, как это делается. И мне приходит в голову, что раз уж ситуация выскользнула у меня из рук, то пусть все остается как есть. Я делаю вид, что Ричарда нет в кабинете, а он, кажется, притворяется, что меня тоже тут нет и никто не мешает ему мирно читать газеты.

Игнорируя Ричарда, я пытаюсь свыкнуться со своим новым положением, как-то разместить все это в мозгу. Я не супергерой, как думала. Я совсем не та девушка, которой прикидываюсь. Я обхватываю лоб руками, ставлю локти на стол и искоса бросаю взгляд на Ричарда. «Ты здесь сумасшедший, а не я». Но четкие линии, разделявшие нас, бледнеют и исчезают, и я вижу здравомыслие и нормальность на его лице и безумие на своем.

Я смотрю на часы – проверить, сколько еще времени мне осталось с ним сидеть, – и вздрагиваю от неожиданно громкой трели телефонного звонка.

– Доброе утро. Сэм Джеймс.

Ричард отодвигает уголок газеты и внимательно наблюдает за мной.

– Это я, – устало выдыхает Рэйчел.

– Здравствуйте, Рэйчел. Что случилось? – Я разыгрываю представление и для Ричарда, и для Рэйчел. Мне кажется, я чувствую на лице свет прожекторов.

– Что у тебя там с заключениями ДПЗ? Ты уже составила резюме? Я не могу больше ждать. Брукс и Янг прислали мне бумаги две недели назад. Если ты с ними не закончила, мне придется заняться этим самой.

Вот мать твою!

– Нет-нет, я практически закончила. Что с ними делать дальше? Отослать в ДПЗ? Или отдать вам? Или… что? – Я начинаю судорожно рыться в ящике, вытаскивая свои заметки и складывая их в стопку. Пока еще я не решила, какое резюме мне написать на заключение о моем психическом здоровье и пригодности к работе. Как мне поступить? Сказать правду? Или солгать в официальной правительственной бумаге, как последней засранке?

– Просто занеси все папки и резюме ко мне в кабинет, когда закончишь. Сегодня утром мне звонил представитель ДПЗ – все прочие больницы и клиники Нью-Йорка уже все отправили. Мы не можем больше откладывать – это непрофессионально, у них создастся именно такое впечатление, и это непременно отразится на нашем финансировании. – У Рэйчел усталый, совершенно погасший голос. Она явно жалеет, что отдала мне заключения.

– О’кей, нет проблем. Я совсем скоро вам все при несу.

Она подавленно вздыхает и дает отбой, даже не попрощавшись. Я продолжаю держать трубку у уха, как будто Рэйчел еще что-то говорит, – не могу допустить, чтобы Ричард понял, что она просто оборвала разговор. Потом бодро щебечу «До свидания» и осторожно кладу трубку в гнездо. Последние пять минут сеанса Ричард читает газету, и на его лице не отражается никаких эмоций.

28 декабря, 15:20

Сегодня Рэйчел назначила срочное собрание. Обычно она никогда так не делает. Ну, или крайне редко. Мы все должны быть в конференц-зале в 16:00, чтобы обсудить некий важный вопрос. Предполагается, что мы также должны закончить свои групповые и индивидуальные сеансы пораньше, чтобы не опоздать. Что за важный вопрос – я не имею понятия. Может быть, дело в заключениях ДПЗ? Меня выпрут с работы в присутствии всех членов медперсонала? Скажут, что я не могу лечить пациентов, и попросят освободить помещение? Я еще не отдала Рэйчел резюме. Возможно ли, что она уже обо всем узнала? Или мой диагноз был ей известен с самого начала?

Минуты тянутся медленно, как часы. Я то и дело поглядываю на циферблат и мысленно тороплю время – пусть унижение скорее закончится, и я смогу уйти и утолить – вернее, утопить – свои печали. В дверь стучат – быстро, лихорадочно – и мое сердце едва не останавливается. Не успев подумать, что можно было бы изобрести какой-нибудь предлог и не открывать, я распахиваю дверь – и передо мной стоит Джули. Она еле доходит до моего кресла для пациентов и падает в него. Ее бьет сильная дрожь.

– Что? Что случилось? – спрашиваю я.

– У нас общее собрание. Мы придем в конференц-зал, и Рэйчел нас всех уволит. – Джули совершенно дезориентирована; видимо, наслушалась самых разных сплетен, и в голове у нее помутилось.

– О чем ты вообще говоришь, Джули? Кого уволят? – «О господи, я была права, вот оно. Все всё знают».