Книга Командарм. Позади Москва - Олег Таругин

– Что делаем?

– Разворачиваемся. Только сначала я веток потолще нарублю или свалю пару небольших деревьев, кинем на всякий случай под гусянку. Гриша, держи струмент, поможешь.

– То есть как? – не понял лейтенант. – Зачем разворачиваться-то?!

– Затем, что ежели за нами фрицы сунутся, лучше их лобовой броней встречать, она потолще, – пояснил механик-водитель. – Помощь нам обещали?

– Обещали, – кивнул Василий, отходя от «тридцатьчетверки». – Только что с начштабом говорил, он подтвердил.

– Вот ее и станем ждать, помощь эту самую. Мордой в сторону опасности…

С помощью Божкова уложив под гусеницы порубленные на метровые обрезки стволы нескольких не слишком толстых деревьев, мехвод полез внутрь боевой машины, предупредив:

– Отойдите, мужики, попробую не завязнуть.

Повозившись с топливным краном и насосом, Виктор выключил главный фрикцион и, придавив вымазанным глиной сапогом педаль подачи соляра, нажал кнопку стартера. Не успевший остыть дизель завелся с первой попытки, и танк, выбросив из патрубков клубы сине-черного дыма, начал разворачиваться. Заблокированная гусеница выворачивала пласты земли, тогда как вторая прокручивалась, с хрустом ломая ветви, проскальзывая и выбрасывая назад фонтан грязи и измочаленной древесины. Минуты через полторы, окончательно превратив дорогу в непроходимое даже для гужевого транспорта болото, «тридцатьчетверка» все же развернулась на сто восемьдесят градусов. Качнувшись, танк сдал назад, отъехав от перелопаченного чуть ли не на полметра вглубь участка, окончательно остановившись. С влажно блестящих траков срывались, сочно шлепаясь, комья грязи; грунт между колеями выглядел так, будто его аккуратно срезало здоровенным ножом. В оставленных гусеницами глубоких рытвинах дрожала, постепенно успокаиваясь, мутная вода, на поверхности которой плавали ошметки коры и щепки.

Высунувшийся из переднего люка Цыганков несколько секунд созерцал результат, затем громко хмыкнул, задумчиво пробормотав:

– Смотри-ка, а я думал, все-таки завязну… практически ж на брюхе вертанулся, вон как землицу сгладил, чисто утюжком прошелся. С ума сдуреть! Повезло, вовремя спохватились. Все, командир, был у нас танк, а стала неподвижная огневая точка. Замаскировать бы, а то торчим тут, как…

– Тарщ лейтенант! – махнул рукой торчащий из башни Анисимов. – Гости!

– Чего?! – Лейтенант в два приема забрался наверх, забрав у подчиненного бинокль. Приник к окулярам, благо с этой точки грунтовка просматривалась почти на полкилометра. И негромко, но эмоционально сообщил:

– Это что еще за?! – И, осознав, что именно видит, добавил: – Да твою ж мать!..

Глава 12

Лейтенант Серышев, сержант Цыганков, район Вязьмы, октябрь 1941 года

Скрытую разросшимися кустами «тридцатьчетверку» гитлеровцы пока не видели, осторожно выворачивая из-за изгиба дороги. Первой шла средняя «четверка», за ней – легкий «Pz. 38». Мехводы выдерживали минимальную скорость, видимо, боясь завязнуть, как перед этим Цыганков. Движется ли еще кто-нибудь следом, Василий пока рассмотреть не мог, но, судя по шуму движков, – да. До того момента, когда немцы увидят советский танк, оставалось не больше нескольких минут, поэтому решать, как поступить, следовало немедленно.

И командир роты лейтенант Серышев решил:

– Витя, бери пленного и уходи. Гриша, сними спаренный пулемет, пойдешь с мехводом. Шевелитесь пошустрее, сразу они стрелять не станут, забоятся генерала своего зацепить, но время терять нельзя. Ну?

– Командир… – мотнув головой, начал было механик-водитель, но лейтенант прервал товарища, с трудом удержавшись, чтобы не заорать:

– Сержант Цыганков, выполняйте приказ старшего по званию!

И гораздо тише добавил, сжав рукой плечо товарища:

– Витя, прошу тебя, сделай. Пожалуйста. Ты из нас самый опытный, справишься. Неужели не понимаешь, как нашим этот самый Гудериан нужен? А сожгут нас здесь, значит, все зря, понимаешь?

– Да все я понимаю, Вась, не дурак вроде, – досадливо буркнул тот. – Но, может, все же вместе уйдем?

– Нет, никак нельзя. Кто-то должен немчуру задержать, пока вы подальше уйдете. А уж там вас наши разведчики встретят. Ты это, глупостей-то не думай, мы со Степкой помирать пока не собираемся: постреляем маленько, притормозим фашиста – и следом за вами рванем. Ничего нам не сделается, сам говорил, на такой дороге не развернешься, так что обойти они нас не смогут.

– Добро, командир. Только душевно тебя прошу – не геройствуй понапрасну. Гриша, чего копаешься? Давай живенько, тащи фрица, тридцать секунд – и нас тут нет. Портфель его не забудь прихватить и фуражку для комплекта.

Поправив на голове выбравшегося из танка Гудериана шлемофон, Виктор несколько секунд решал, что делать с портфелем – не в руке ж его тащить, руки ему для другого понадобятся. Придумал: отцепив от генеральской портупеи плечевой ремень, прикрепил к ручке и надел на пленного наподобие полевой сумки. Фуражку же просто запихнул за отворот генеральской шинели. Можно и выбросить, конечно, но как-то жалко. Вот доставят его в штаб, а немец в старом шлемофоне… не та картинка, понимаете ли! А вот ежели в собственной фуражке со всеми полагающимися финтифлюшками на околыше – совсем иное дело, сразу видно, кого доблестный экипаж товарища Сен… тьфу ты, в смысле Серышева в плен захватил!

Оглядев результат, удовлетворенно хмыкнул:

– Нормалек. Давай, форвертс! Вон туда двигай, герр генерал. Гриша, идешь замыкающим, да оглядываться не забывай, не на прогулке. Все, ушли. – Ободряюще подмигнув торчащему в люке лейтенанту, мехвод легонько подтолкнул пленного в спину. – Пошел.

Более-менее отошедший от недавней контузии Гудериан, смерив русского танкиста презрительным взглядом, гордо задрал подбородок и двинулся в указанном направлении. Выглядел фриц в шинели с витыми золотыми погонами и в ребристом советском танкошлеме весьма экстравагантно, так что первое время Цыганков с трудом сдерживал смех. Генерал-полковника еще немного покачивало, но идти самостоятельно он уже вполне мог. Вот только связанные за спиной руки никак не способствовали устойчивости при путешествии по трясине, пусть даже и не слишком глубокой, всего-то по середину голенища. Когда пленный упал во второй раз, окончательно намочив шинель, вымазавшись в липкой жиже и утопив-таки ценную фуражку, мехвод, досадливо сплюнув, сдернул с генеральских запястий ремень:

– Только не дури, герр генерал, бежать тут некуда, сам видишь. Что, не понял? Ну, мне на твое нихт ферштейн, сам понимаешь, наплевать. А вот по почкам могу и отоварить со всем нашим старанием. Снова не понял? Да и хрен с тобой, форвертс давай, да пошустрее! Шнеллер, как у вас говорится. О, вижу, теперь понял, молодец. Ну и зер гут, так сказать…

General-Oberst выдал в ответ не слишком длинную фразу, однако механик-водитель лишь показал ему увесистый кулак, молча мотнув головой, и пленный безропотно потопал дальше, с трудом выдирая ноги из грязи. Самое смешное, командующий Второй танковой вполне понял сказанное конвоиром. Да и содержание других разговоров в общих чертах не осталось для него секретом: в самом начале тридцатых годов он бывал в русской танковой школе «Кама» неподалеку от города Kazan, где немного изучил язык вероятного, а теперь реального противника. По крайней мере, большинство русских матерных слов Гейнц знал и понимал. Правда, так и не понял, отчего большевики порой называли свою ругань «вторым командным» – вероятно, это была какая-то их национальная шутка. Вот только стоит ли русским об этом знать, Гейнц так и не решил. Скорее всего, пока не стоит… ну, а дальше? Дальше посмотрим, всегда полезно придержать в рукаве козырного туза…