Книга Крокодил из страны Шарлотты - Иоанна Хмелевская

Субъект с перебитым носом! Петер Ольсен!

«Один родственник давно уже пытался меня предостеречь, что в кругу моих знакомых происходит нечто неладное, но только теперь я узнала, что именно. Если я правильно понимаю, ты тут тоже замешан.

Я все обдумала и решила: выхода у меня нет. Волей-неволей придется молчать. Во-первых, из-за тетки. Боюсь даже представить себе, чем для нее может кончиться расследование в ее собственном доме. И без того она на ладан дышит. Во-вторых, из-за пана З. Предпочитаю на эту тему не распространяться. И в-третьих – из-за тебя.

В такой ситуации наш брак с Гуннаром невозможен. Слишком хорошо я к нему отношусь, чтобы навлекать на него неприятности. Я даже собиралась обсудить все с тобой, воображала, что в моем благородном окружении есть человек, на которого можно положиться, который к этому не причастен. Рассчитывала на тебя. Наверно, я пишу слишком сумбурно, но очень уж я расстроена. Не хочу быть несправедливой, возможно, ты плохо представляешь себе, в какую историю влип, но сейчас мне ясен весь размах аферы, и я в ужасе. Ты ведь понимаешь, что тот несчастный случай на обратном пути вовсе не был случайным. Я лишь недавно узнала о нем. Могу только догадываться, кто приложил к этому руку, и боюсь, как бы и со мной что-нибудь не стряслось.

Бумажку с интересующим вас планом я спрятала так, что ее вряд ли найдут. Я буду молчать, но и помогать вам не собираюсь. Ты меня удивил, это так на тебя непохоже, а мне казалось, что за годы нашей дружбы я тебя достаточно изучила. Видно, ошиблась, а жаль. Надеюсь, что финансовый ущерб…»

На этом письмо обрывалось. Смахивало на то, что оно почему-то никогда не было закончено и отослано, а может, мне попался черновик. Внизу стояли пометки все тем же оранжевым фломастером.

Записаны были имена одно под другим: Лаура, Акс. П., Пет. О., Л. К. А дальше, чуть в сторонке, – Иоанна и Михал. И завершался этот список несколькими вопросительными и восклицательными знаками.

Последние имена меня как громом поразили. Вот те раз! Алиция нас подозревала!

Я смотрела и глазам своим не верила, потрясенная до глубины души. Наконец в моей замороченной голове словно молния сверкнула. Она нас подозревала… Ну как же! Должна была знать о наших вылазках в Шарлоттенлунд. Может, не столько подозревала, сколько беспокоилась, как бы мы не впутались в сомнительные делишки, если уже не впутаны! Боже милостивый, Алиция, настоящий верный друг, позволила мне самой разобраться в этой афере таким манером, чтобы мы с Михалом себе не навредили! Даже после смерти опекала нас.

Долго я сидела, терзаясь мрачными мыслями, еще немного, и пришла бы к выводу, что это я виновата в ее гибели. Так или иначе, Алицию не воскресить. Тем более мне надо довести дело до конца!

Перед тем как приступить к очередному умственному подвигу, я решила отпустить на волю Норвежца, который к тому времени переключился на французские журналы по архитектуре и рассматривал их с живейшим интересом.

– Теперь можно будет снять квартиру в Париже, – мечтательно сказал он. Все мои треволнения каким-то чудом его вовсе не коснулись.

Заверив меня, что я и впредь могу на него рассчитывать, он оставил свой адрес и телефон и умчался разве что не приплясывая.

А мне было не до веселья и даже не до сна. Я закрыла за ним двери на все возможные засовы и снова погрузилась в размышления.

Последнее письмо Алиции могло предназначаться только одному человеку: Лешеку Кшижановскому. Его участие в афере не вызывало никаких сомнений, как и участие Лауры. После смерти тетки – Алиция тогда уже вернулась в Польшу – отпала одна из причин ее молчания.

Теперь ее удерживала лишь давняя дружба с Лешеком, остатки прежних чувств к экс-возлюбленному и – вот уж парадокс! – тревога за меня. Если добавить к этому вполне понятный страх за свою жизнь, то странно еще, как она вообще не свихнулась!

Мне предстояло обдумать две версии. По одной, Лешек каким-то образом смог выйти из игры и его персона уже не была для Алиции сдерживающим фактором, соответственно возросло беспокойство Лауры и ее сообщников. Алиции оставалось лишь объясниться со мной, и ничто бы уже не помешало ей нарушить обет молчания. По другой версии, Алиция все-таки обнаружила перед давним другом некоторую осведомленность и тот, боясь за свою шкуру, заставил ее умолкнуть навеки.

Первый вариант меня устраивал больше. Я знала Лешека, с большим трудом, но все-таки могла представить его в роли контрабандиста, каждый сходит с ума по-своему, – может, ему наскучило просто так бороздить моря, захотелось острых ощущений, но что-что, а роль убийцы подходила Лешеку как корове седло. Да еще убийцы матерого, ведь тот тип на яхте сам по себе в воду не свалился. Это уж ни в какие ворота не лезет! До сорока лет слыть рыцарем без страха и упрека, чтобы потом в одночасье обернуться отъявленным убийцей!

А впрочем, чего только на свете не бывает, полностью исключить такой вариант нельзя…

Ведь если не Лешек, то кто? Не лично же Лаура! Какой-нибудь наемник давнего возлюбленного? У Петера Ольсена алиби, правда очень уж смахивающее на инсценировку – расписано будто по нотам. После того как Алиция была усыплена, он мог к ней вернуться. Вот только для этого ему пришлось бы раздвоиться. Ясно одно: просидел он ту ночь у всех на глазах не без умысла.

Нет, сама я этот орешек не разгрызу. Что мне, собственно, теперь остается? А вот что: пойти к тому человеку, фамилию и телефон которого меня заставили затвердить еще в Варшаве, и передать ему все сведения о подозрительных лицах. Даже если сведения не подтвердятся, дальше пусть уж голова болит у датской полиции. Во всяком случае, лысый недомерок в шляпе не плод моего воображения, его ничего не стоит найти. Возможно, именно он в интимном бандитском кругу известен как Аксель Петерсен, хотя в миру у него другое имя. Остальных тоже разыщут, – небось, получше меня разберутся в немецком тексте…

И все было бы распрекрасно, если б не Лешек Кшижановский и тот ее давний друг сердца. Один бог знает, насколько я права в своих подозрениях. Кого из них Алиция покрывала? Может, обоих? Разоблачать она их, конечно, не собиралась. Что касается моей персоны, то при всем ее покровительстве выйти мне сухой из воды не удастся.

Как же разгрести эти авгиевы конюшни здесь, в Копенгагене, на свой страх и риск? Не везти же такую опасную информацию в Варшаву! Или часть ее попридержать? Ведь если я отдам им письма Лауры, то автоматически всплывет имя Лешека, а вправе ли я допустить такое? Может, с его стороны был просто какой-то случайный грех, вызванный финансовыми затруднениями или чем-то еще, и Алиция всеми силами старалась оставить его в тени?..

Ну что мне делать?

Кто, черт подери, спер у Аниты шампур?..

Долго я так сидела, мучительно ища выхода, пока наконец не надумала еще раз перебрать в памяти все наше житье в Копенгагене. Вдруг ухвачусь за какую-нибудь ниточку? Вдруг придет на ум кто-нибудь из наших общих знакомых, бывающий у Аниты и идеально вписывающийся в ситуацию? Умственная деятельность приносит иногда неплохие плоды…