Книга Судьба артиллерийского разведчика. Дивизия прорыва. От Белоруссии до Эльбы - Владилен Орлов

1945 год

От Вислы до Эльбы

Как и ожидалось, с Новым годом началась интенсивная подготовка к наступлению. Прибывали все новые и новые артиллерийские части. Вскоре плацдарм был напичкан ими до предела. Огневые батареи нашего легкоартиллерийского полка были вытянуты в цепочку. Впереди всего через 100–150 метров расположилась цепочка тяжелых минометов. Сзади столь же плотно цепочка гаубиц, дальше еще и еще позиции уже тяжелой артиллерии. Сбоку разместились батареи тяжелых реактивных снарядов, воронка от которых при взрыве напоминала небольшой кратер 5–10 м в поперечнике и несколько метров глубины. Знаменитые «катюши» прибыли перед самым наступлением. Такого скопления техники мне не приводилось видеть. Готовилось что-то грандиозное. Немцы не могли этого не заметить, но реакция была слабой, неадекватной. Каждый день они обстреливали то одну, то другую территорию из средних и тяжелых орудий, в основном с бронепоезда, чтобы быстрее смыться при нашем ответе. Эффект был мизерный. Я не видел ни одного удачного налета (поражения той или иной позиции). Пару раз немцы пытались ночью бомбить переправы, но, встретив плотный огонь зениток, побросав кое-как бомбы, поспешно удалялись. Днем господствовала наша авиация, и они не совались. Переправы работали бесперебойно. Правда, перемещаться с огневой на НП, в штаб, на кухню или по связи приходилось осторожно, с оглядкой, все время прислушиваясь. Заметного влияния на подготовку войск немецкие налеты не имели. Нас это радовало, но и удивляло. Только потом мы поняли, что такая подготовка шла на всех плацдармах и по всему фронту, а у них уже не было сил отвечать везде.

Меня отозвали на огневую, на занятия вычислителей дивизиона по топографии и методам поиска и определения целей. Утром все вычислители собирались в летучке штаба дивизиона, где, разложив на столе карты, Кириченко еще и еще раз «набивал» нам руку по определению целей и нанесению их на карту. Поскольку все были не новички, занятия проходили быстро и заканчивались оживленным обсуждением возможных сроков наступления. В успехе прорыва никто не сомневался.

Незадолго до наступления старшина устроил давно ожидаемую баню, которая расположилась у его «тылового» блиндажа. Этот «тыл» был в нескольких десятках метров сзади гаубичных батарей, расположенных за нашим полком. Когда наш взвод управления прошел в баню через их позиции, я заметил, что эти батареи собираются начать пристрелку. Значит, возможен ответный налет с немецкой стороны и надо торопиться. «Баня», как я уже отмечал, представляла собой специально оборудованную летучку, закрытый кузов которой состоял из тесного предбанника с вошебойкой для прожарки одежды и оцинкованной моечной кабины на 4 персоны с печкой, ушатами и лавкой. Вход был с тыльной стороны машины. Установили очередность, и я вместе с нашим радистом Алешей Степановым и еще кем-то оказался в первой партии. Мы, не раздумывая, вскочили по ступенькам в предбанник, быстро разделись, сунули все нательное (белье, гимнастерку, портянки…) в вошебойку. Затем нырнули в моечную. Снаружи раздались первые выстрелы пристрелки. Чуя опасность, я быстро, лихорадочно, но с удовольствием помылся. Выскочил обратно в предбанник, второпях обтерся, наспех натянул белье и верхнюю одежду, сунул ноги в валенки. Крикнул Степанову, чтобы скорей вылезал, схватил шинель, выскочил наружу и нырнул в проход блиндажа землянки старшины. В этот момент вблизи разорвался бризантный снаряд. Просвистели осколки.

Это немцы засекли стрелявшую батарею и начали пристрелку этой цели. В блиндаж вкатились оставшиеся бойцы взвода, все, кроме Степанова, который замешкался в предбаннике. Я с нехорошим предчувствием выглянул наружу и увидел, что Степанов вышел из предбанника и зачем-то остановился на верхней ступеньке, как бы соображая, что дальше делать. Я крикнул что-то вроде: «Скорей сюда, чего стоишь!» Он посмотрел на меня как-то отрешенно и стал медленно спускаться. И тут, почти над нашей головой, разорвался второй бризантный снаряд. Степанов покачнулся и рухнул на землю. Мы тут же втащили его в землянку. Прямо во лбу зияло небольшое отверстие, он был мертв. Чего он медлил, как бы ожидая такого исхода? Обреченное предчувствие? Не знаю, но несколько раз приходилось видеть, как человек вроде чувствует, что его сейчас ранят или убьют.

Переждали артналет немцев на стрелявшую батарею. Был сплошной перелет, правда, почти рядом с батареей. Никто не пострадал. Единственная жертва — Степанов. Теперь, после Фурцева, погиб второй радист. Старшина принес плащ-палатку. Мы положили на нее тело и вчетвером понесли, скорей побежали в батарею, вдруг опять налет! В тот же день Степанова предали земле, и домой ушла очередная «похоронка».

Стали подвозить ящики со снарядами. У каждого орудия в вырытой яме образовалась небывалая гора ящиков. Значит, завтра-послезавтра начнется наступление с мощной артподготовкой. Узнали, что 1-й Украинский фронт, расположенный южнее, уже начал наступление и удачно прорвал немецкую оборону. Нам сказали, что они далеко продвинулись, на несколько десятков километров вглубь. Начал наступление и северный сосед — 2-й Прибалтийский фронт Рокоссовского. Теперь наша очередь — в центре. Здесь главный удар в направлении Берлина! Действительно, вечером очередного дня нам зачитали приказ и обращение Военного совета фронта о начале наступления завтра, чуть забрезжит рассвет. Предполагалось начать с 30-минутной мощной артподготовки. Затем идут штрафники. Если прорыв сразу не получится, то двухчасовая артподготовка и, если надо, еще два часа! Вот почему такая гора снарядов!

В приказе был поразивший меня, и не только меня, пункт. Все бойцы от рядового до генерала могут 1 раз в месяц отправлять посылки домой с трофейным имуществом, рядовые и сержанты до 10 кг, остальные больше, в зависимости от чина. Под трофеями подразумевается все(!), что оставил противник, кроме оружия. Но это же узаконенный грабеж! С начала войны в печати, по радио, на политбеседах осуждалась узаконенная в немецких войсках практика отправления «трофеев» домой каждым военнослужащим. Приводились отвратительные примеры, как немецкие солдаты грабят и отсылают посылки домой. Это считалось одним из позорных поступков захватчиков. И вот теперь это вводилось в нашей освободительной армии. Было что-то постыдное в этом приказе.

Утро 14 января 1945 года. Я вылез из блиндажа нашего взвода управления, где только что отдежурил на телефоне, и меня заменил сменщик. Было тихо. Лишь редкие выстрелы на передовой. Только-только начинало светать. Звезд не видно — сплошная облачность. Значит, авиации не будет. На огневой позиции раздавались последние команды и поблескивали огоньки панорамы, по которой идет наводка орудия на цели. Вдруг небо прорезало множество огненных следов. Это начали работать «катюши», и вокруг все загрохотало. Началась 30-минутная артподготовка. Земля сотрясалась от тысяч залпов. Заложило уши. Такого мощного огня мне не приходилось никогда наблюдать. Через 30 минут, после мощного огненного вала, канонада несколько стихла. Наши и соседние пушки смолкли. Работала только тяжелая артиллерия по дальним целям. Прислушались. Ни малейшего ответа с немецкой стороны. Здорово их подавили! — решили мы. Огневики готовились к основной, двухчасовой артподготовке. Ждали команды. Вскоре, минут через 30–40, сообщили радостную новость. Штрафники почти без боя заняли первые траншеи, «осваивают» 2-ю линию траншей, частично переправились через основную естественную преграду, речушку Пилицу. За штрафниками двинулись основные части пехоты, саперы наводят переправы через Пилицу для прохода танков и остальной техники. Прорыв, кажется, удался и обошелся малой кровью. Прозвучала команда: отбой, всем грузиться и перемещаться на новые позиции за наступающими частями. Мы быстро погрузились на машины и двинулись к бывшей передовой.