Книга Большая книга о разбойнике Грабше - Гудрун Паузеванг

Да-да, Ромуальд и Олли постепенно состарились. Они больше не гастролируют с цирком. Они живут в круглом доме и стали степеннее. Но скучать — не скучают и много смеются.

С ними живет и бабушка Лисбет. Ей скоро исполнится сто лет. С тех пор как умерла бабуля Олди, она перестала выезжать из Чихенбургской округи. Вернулась было в свой домик в Чихау-Озерном, но через несколько лет сдала его молодой паре из Африки, а сама навсегда переехала в восстановленную маленькую комнатку в доме Грабшей.

Она каждый день варит кофе, задает корм курам, чистит курятник, собирает свежие яйца и убирает могилу бабули Олди. То есть холм. Его надо регулярно пропалывать и поливать. Каждый год на нем созревают великолепные дыни, слаще не бывает! Девять дочек Грабша, когда приезжают, едят их с большим аппетитом — остановиться не могут.

В доме Грабшей живет еще кое-кто: Альфредо. Для цирка он слишком стар. Главная клоунесса теперь — Арлоль, а трое ее дочерей — клоунессы на подхвате. Грабш построил для Альфредо маленькую хижину рядом с пещерой, с видом на холм бабули Олди. Старый клоун держит небольшой зоопарк из цирковых зверей, которые тоже состарились и больше не могут выступать — их привозят ему дочери Грабша. У Альфредо, под большими деревьями, они мирно живут еще несколько лет и удобряют сад Олли.

Да, сад и огород Олли снова разрослись, как в старые добрые времена. Когда жарит солнце, Олли накрывает там кофе, под сенью ревеневых лопухов. Туалетную палатку все так же переставляют с грядки на грядку, по старому плану Макса. Ее используют четверо. А в воскресенье вечером — пятеро.

Через три года к ним присоединится еще один жилец: сам Макс. Надоело ему глотать огонь на арене. Остаток жизни он хочет посвятить технике, смастерить идеальную доильную установку для морских свинок. Кажется, изобретателю уже пришло в голову несколько сенсационных идей, но это пока секрет! Конечно, еще он будет помогать Олли доить ее стадо. Само собой. Шутка ли, две дюжины молочных свинок, опять выросших до размеров хорошего мопса. А Макс не из тех людей, кто будет стоять и смотреть, как другие работают. Грабш и ему собирается построить дом посреди морковной рощицы.

А еще к ним собирается приехать Антон. Сорок лет пробыл он плотником. Теперь ему хочется несколько лет приятно отдохнуть в компании любимых друзей.

В глубине души он мечтает организовать в доме Грабшей небольшой смешанный хор. Если бы только Грабш не пел так громко, тем более что у него совершенно нет слуха! Но приедет он, конечно, чтобы помочь Грабшу строить дом для Макса.

Как видите, дом Грабшей превратился в дом престарелых — но совсем не в такой, какие они обычно бывают. Жить и стареть здесь — одно удовольствие!

Олли до сих пор усердно хлопочет по хозяйству: и готовит, и стирает, и делает уборку, и работает в саду, и даже ездит в Чихенау за покупками — верхом на верблюде. Прохладную пещеру с необычным запахом она сдает горожанам на лето. Дачники валом валят — и приносят Грабшам неплохой доход.

Под прохладным сводом, откуда свисают спящие летучие мыши, однажды провели отпуск даже бундесканцлер с супругой — и остались очень довольны. Конечно, они тоже не ленились ходить в туалетную палатку.

А каждые четыре года Воронов лес оглашает шум и гам — это цирк приезжает домой. А с ним — девять дочерей и теперь уже двадцать шесть внуков. И конечно, девять зятьев Грабша. Но перечислять и описывать их — пожалуй, будет уже чересчур. Дети так весело и дружно орут, что их слышно до самого Чихенау — если ветер дует в нужную сторону. В такие года пещера и без дачников набита битком, сенной чердак — тоже, дети спят даже в курятнике меж кур и морских свинок, и им это страшно нравится.

Через год цирк снова собирается в караван и уезжает, тогда сад и лес могут передохнуть. Снова наступает тишина, старички с облегчением вздыхают — раньше собственного голоса было не слышно, а теперь можно спокойно поболтать. Но проходит немного времени, и они начинают скучать без цирка и ждать, когда же он снова приедет, когда весело загалдит молодежь.

Строительством Грабш занимается только в светлое время суток и только до первого снега. По вечерам и зимой он читает. У него еще не кончились книги из мешка. К тому же он перечитывает те, что ему особо понравились. А за скучными книгами засыпает. Он опять отрастил длинную, пушистую бороду. Только теперь она белая. Олли хватается за нее каждый раз, когда бывает гроза. А в те вечера, когда ярко горит закат за болотом, Олли кутается в бороду мужа, сидя на печной дверце на берегу.

Олли и Грабш до сих пор иногда препираются. Обычно — по пустякам. И конечно, любя. Немножко поспорить даже приятно, для остроты. Но на печной дверце они общаются очень мирно. Называют друг друга «моя храпелочка» и «сладкая пяточка».

Кстати, сегодня с утра кто-то говорил мне, что и капитан Фолькер Штольценбрук, который давно вышел на пенсию, вроде бы хочет переселиться на закате жизни в Воронов лес, в дом Грабшей — вдвоем с супругой. Но что скажут Грабши?

— Что ты на это скажешь, Олли? — спрашивает Грабш.

— Почему бы и нет? — отвечает Олли. — Их двое, а нас тут четверо, будут плясать под нашу дудку как миленькие. А свежий ветерок в доме не помешает. Вот только с шубой как быть?

— Да у того случая давно вышел срок давности, — говорит Грабш.

Он пукает особенно звучно и мелодично, сам задумчиво слушает, качает головой и бормочет:

— И кто это говорил, что у меня нет слуха?

Олли серьезно интересуется:

— Кажется, ты говорил, что госпожа Штольценбрук играет на арфе? Вы могли бы составить дуэт…

В этом что-то есть. Может, они могли бы дуэтом аккомпанировать хору Антона? Надо только сказать ему, какие музыкальные таланты кроются в глубине Грабша.

Но Ромуальд уже перенесся мыслями совсем к другим вещам.

— Стройка — это, конечно, хорошо и полезно, — заметил он. — Но слишком разрешено и не опасно. А хочется чего-нибудь запрещенного… Как ты думаешь, Олли, может, сгоняем на разбой, пока Штольценбруки не переехали?

— Ладно, — ласково соглашается Олли. — Ограбим дом тети Хильды, пока Олл разносит почту. А когда он в следующий раз придет к нам на кофе, вернем ему вещи.

— Ты издеваешься, что ли? — сердится Грабш. Но потом в глазах у него загораются огоньки. — А может, — шепотом добавляет он, — Штольценбрук присоединится? Он ведь больше не работает в полиции. На пенсии чего не бывает? Больших-то планов я и не строю. Просто в виде хобби, понимаешь? Тут кролика сцапаем, там тортик…

— Ромуальд, надо его спросить, — вздыхает Олли. — Тебе отказать невозможно.