Книга Операция "Северный полюс". Тайная война абвера в странах Северной Европы - Герман Гискес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, назад в Антверпен!
До Вюствезела нам встретилось лишь несколько машин. Впервые мы свободно пересекали границу – пограничные посты стояли пустые. До Мерксема все шло хорошо, но, когда мы выехали на большой мост через канал в антверпенской гавани, вокруг нас внезапно засвистели пули. Невидимые снайперы, спрятавшиеся в больших складах на южном берегу канала, держали мост под обстрелом. Группы цивильных граждан и отдельные немецкие солдаты на северном берегу спасались, передвигаясь короткими перебежками и снова ныряя в укрытие. Мы нашли убежище, заехав в скопление домов на южном берегу.
Мимо нас постоянно пробегали все новые группы мужчин, женщин и детей. Попадались и отдельные немцы – летчики и моряки. Все они стремились к мосту, где начинались их безумные прыжки мартовских зайцев. Я остановил нескольких сержантов и гауптмана с правой рукой на кровавой перевязи, чтобы те доложили обстановку. Утром во многих местах города подпольщики открыли яростную стрельбу. В то же время со стороны дороги на Бом появились английские танки и после недолгого сражения с зенитной батареей ворвались в город, где еще сохранялись очаги сопротивления немцев. О серьезной обороне не шло речи, так как в городе не оставалось боеспособных немецких отрядов. Из донесений вырисовывалась картина, хорошо известная по Франции: бесчисленные примеры тех же самых ужасов, снова и снова повторявшихся в последние недели, – попытки стоять насмерть из соображений престижа, бессмысленная растрата сил, людские и материальные потери без какой-либо надежды на решительный успех. За прошедшие недели никто не взял на себя смелость дать приказ к отступлению. Гитлер присвоил право лично отдавать такие приказы!
Мы помчались обратно через мост, усадив раненого гауптмана в машину. Отряд подрывников готовился взорвать мост при первом появлении англичан. По дороге севернее Мерксема маршировали несколько ослабленных рот из полевых батальонов люфтваффе, не имеющих какого-либо тяжелого оружия. Я узнал, что им приказано занять позиции на северном берегу канала. Антверпен сдали врагу…
В Бреде чувствовалось, что население взбудоражено. Люди стояли группами на улицах и выглядывали из окон в сторону юга. Мимо одна за другой проезжали немецкие машины. Все ждали, что за последней из них явятся освободители. Где же они?
Офицеры в полевом штабе лишь покачали головами, услышав мой доклад – я попросил их немедленно передать его в штаб Верховного командования в Хилверсюме. Что? Антверпен действительно взят? Никаких немецких войск на Альберт-канале? Ничего, кроме нескольких рот люфтваффе? Союзники вчера заняли Брюссель, а сегодня – Антверпен? В таком случае завтра они могут быть в Бреде! Я пожал плечами.
– Если англичане не захотят остановиться на Альберт-канале, завтра утром можете выдать им ключи от сейфов. Все, что противостоит им с нашей стороны, и двух часов не выдержит их натиска. На канале действует разведотряд гауптмана Рипе. Ему приказано докладывать вам об обстановке. А теперь, господа, я должен ехать.
На закате я испытал облегчение, когда нашел свою группу IIIF в полном составе в замке Хилленрат. Моя тревога, вызванная зрелищем множества горящих машин на дороге от Верта в Рурмонд и воем бомбардировщиков, которые забирались все дальше и дальше, преследуя колонны бронетехники, оказалась беспочвенной. Я спал в той же кровати, что и немецкий кронпринц в первую ночь после его бегства из Бельгии в ноябре 1918 года[15]. Это не помешало мне провалиться в глубокий сон – ведь уже четыре дня и ночи я не знал ни минуты отдыха.
Неразбериха в Голландии достигла своего апогея следующим утром. Из-за того что Антверпен был взят врагом, а на Альберт-канале отсутствовали боеспособные войска, бесчисленные немецкие учреждения и штабы бросились в бегство. Всякие приличия оказались забыты. Множились самые дикие слухи – и все им верили. Все учреждения в Неймегене и Арнеме нужно эвакуировать до полудня! Говорят, что захвачены Эйндховен и Хертогенбос! О смятении, царившем в тот день, можно судить по примеру командира аэродрома в Гилзер-Рейене. Он со всеми своими людьми бросил аэродром, оставив без охраны зенитную батарею со штабелями боеприпасов, полные доверху хранилища бензина и склады. Мы выставили на аэродроме часовых и воспользовались возможностью, чтобы пополнить свои запасы бензина, подходившие к концу. Два дня спустя из Хилверсюма приехал гауптман, намереваясь завладеть аэродромом и всеми припасами от имени Верховного командования. Трагедия превратилась в фарс, когда он потребовал вернуть взятый нами бензин!
Но вернемся к «безумному вторнику». Признаки того, что немцы окончательно потеряли голову, и примеры позорного пренебрежения долгом заставили 4 сентября 1944 года многих голландцев, охваченных возбуждением, предпринять действия, за которые впоследствии они жестоко поплатились, поскольку англичане так и не пришли, а с немцами еще приходилось считаться. Тем временем наши наблюдатели на Альберт-канале присылали донесения, что враг не делает серьезных попыток форсировать канал. Два-три дня чаша весов колебалась, а затем стало ясно, что у врага ресурсы тоже подошли к концу. Победоносное наступление союзников из Нормандии к Маасу выдохлось из-за недостаточного снабжения, нехватки бензина и боеприпасов. Наступила первая пауза. Поспешно организованные немецкие формирования, сколоченные из резервистов, выздоравливающих и молодых новобранцев, не имевшие ни достаточной тренировки, ни опыта, ни какого-либо тяжелого вооружения, были брошены на оборону Альберт-канала. Мы наблюдали за этим спектаклем с очень смешанными чувствами. Неужели ни в Берлине, ни в штабе Верховного командования на Западе не готовы признать полное и решающее поражение на Западе? Неужели они цепляются за шанс отразить врага, укрывшись за Западным валом? Неужели нас действительно ждет финальная бессмысленная битва? Мы знали, что никакое перемирие невозможно, пока Гитлер остается у власти, и были готовы к его низвержению. Но мы также знали, что будем биться до последнего патрона, если враг продолжит настаивать на безоговорочной капитуляции. Ясно сознавая, что нас запутала в свою паутину безжалостная судьба, мы шли в последний бой – бой, который стоил бесчисленных жертв с обеих сторон, после которого процветающие провинции и города обратились в пепел и руины и в исходе которого не оставалось никаких сомнений.
Мой ФАК-307 был подчинен армейской группе «Б», которой в начале сентября поручили оборону Западного вала между Триром и Клеве. 9 сентября я отозвал подчинявшиеся мне мобильные разведгруппы из Голландии на Западный вал, где они получили новые задачи. Штаб разведгрупп помещался в Дерсдорфе, под Бонном.
Очередная глава моих воспоминаний связана с новым противником, представшим перед нами, – с разведкой американской армии – и со сменой взаимоотношений в германском Верховном командовании. Моя роль главы военной контрразведки в Голландии, Бельгии и северной Франции подошла к концу.