Книга Реликвии тамплиеров - Пип Воэн-Хьюз

Еще за добрую сотню шагов от корабля я услышал, что меня зовет Павлос. Он выскочил из тени под днищем, подбежал, явно сильно взволнованный — хотя ко мне это не имело никакого отношения, — схватил за плечи и слегка встряхнул.

— Где… — Он с трудом сглотнул. — Где ты был?

— Там, наверху, — махнул я рукой.

— А ты там ничего не видел? Никого? Там, наверху? — Павлос был высокого роста, с кудрявыми черными волосами, которые все время подстригал, так что они не доставали ему до плеч. У него была мощная фигура, а яркие зеленые глаза и сломанный нос придавали вид настоящего воина, что соответствовало истине. Но сейчас он вспотел и трясся, как загнанная лошадь. Он подскочил ко мне, едва я спрыгнул на пляж. Я собирался немного его помучить, он же пока не знал, что я в курсе его тайн, но у меня не хватило на это воли.

— Она в безопасности и сейчас смотрит на нас сверху. — Я ткнул большим пальцем себе за спину. Павлос схватил меня за руку и притянул вплотную к себе.

— Кто? — выдохнул он. Кислый запах распадающихся десен был слишком силен, чтобы не скривиться.

— Анна, конечно. Принцесса Анна. — Я тоже схватил его за руку. — С ней ничего не случилось.

К моему ужасу, Павлос упал на колени и принялся креститься, словно сумасшедший, только не так, как крестимся мы, а справа налево. Я же, убедившись, что никто не обращает на нас внимания, тоже опустился на колени и зашептал:

— Успокойся, Павлос! Ничего особенного с ней не случилось. Там был один человек…

— Человек?! Мужчина?! — Голова Павлоса дернулась, словно его рванули за невидимую веревку. — Мать твою!.. — Далее последовал поток греческих ругательств, скорее жалобных, чем яростных.

— Но я ее выручил! — нетерпеливо перебил я его тираду. — Ничего не случилось. Она только растянула связку на ноге, мне кажется. Но не хочет возвращаться на корабль средь бела дня — боится наших парней.

— Боится? Да ничего она не боится! — возразил Павлос — кажется, он приходил в себя и, потирая челюсть, поднялся с колен. — Она сбежала от меня еще перед утренней зарей. Мне удалось вывести ее с корабля так, чтобы никто не видел, и она рванула в скалы. Лишь посмеялась надо мной. Посмеялась! И после этого я только и слышал, что ее смех! — Он сплюнул. — Капитан пребывает в скверном настроении по этому поводу, могу тебя уверить.

— Неужели вы думали, что сумеете держать ее взаперти все время наших плаваний? — в недоумении покачал я головой. — Она же в этой дыре вообще могла сгнить заживо!

— Клянусь всеми святыми и их траченными оспой мамашами, Петрок! По-твоему, я не в состоянии этого понять?! Она же византийская принцесса, член императорской фамилии! Я поклялся жизнь за нее отдать! Владыка, которому я служил, деспот Эпира, ее двоюродный брат. Да никто и не собирался держать ее взаперти, но что еще было делать? Команда никогда не допустила бы женщину на борт, сам знаешь, какие они — использовали бы ее как обычную шлюху из борделя при бане, а потом вышвырнули за борт. — Тут ему в голову, видимо, пришла еще какая-то мысль. — А ты… ты ее не трогал?

— Вот еще, в самом деле! — Это уж было слишком. — Да я всю ее облапал! Я ее, можно сказать, на себе притащил с этой проклятой горы! После того как спас ей жизнь!..

— Мир, Петрок, мир! Прости меня. Девушку доверили моей опеке, а я ее упустил… Не сердись, я просто перенервничал. Я твой должник, мне не следовало тебя донимать похабными подозрениями. А теперь, пожалуйста, отведи меня к ней.

Ну и мы полезли обратно на холм. Павлос все время шел впереди и очень торопился. Анна ждала нас там же, за камнем — лежала на животе, укрывшись плащом, из-под капюшона виднелся лишь узкий полумесяц ее бледного лица. При нашем приближении она села, и капюшон съехал с ее волос, в которых тут же синеватым отблеском засверкало солнце. Она с минуту наблюдала за нами, потом широко улыбнулась и захлопала в ладоши.

— Мои спасители! Храбрый Павлос и мой девонширский рыцарь!

Павлос поспешно подбежал к ней и, к моему изумлению (да сегодня меня изумляло вообще все!), рухнул на колени и нежно взял в ладони ее ногу.

— Vassileia[39]! — простонал он, извиваясь перед ней, как рыба, выброшенная на берег, бормоча какие-то слова на своем языке, которые показались мне самыми изощренными извинениями, пока Анна не постучала ему пальцем по голове, словно булочник, проверяющий качество выпечки.

— Встань, Павлос, — произнесла она на окситанском наречии. — Это я от тебя сбежала, если помнишь. И очень об этом сожалею, дорогой мой страж.

— Зачем, Vassileia? Как вы решились на такое? — Бедняга уже заламывал руки.

— Мне хотелось размяться, подышать свежим воздухом. И я мечтала побыть одна! Я же чуть не век просидела в этом… этом склепе. Ты же сам видел! Я даже встать и выпрямиться там не могла! И когда представилась возможность размять ноги, я, конечно, не удержалась. И убежала.

— А этот сумасшедший? Петрок рассказал мне, ваше высочество. Он не?..

— Я там бродила, собирала цветы вереска… — Тут она метнула на меня взгляд, быстрый, как капелька ртути. — Просто собирала цветы, а он подкрался сзади. Я уж подумала — ну все! Господи, как от него воняло! Ну и задал же он мне трепку! И всю меня помял. Я заорала, но тут явился храбрый Петрок и прогнал его. И он убежал, стеная и весь в крови. — Она снова радостно захлопала в ладоши, как маленькая игривая девочка. Я же покраснел под восхищенным взглядом, коим меня одарил Павлос, и пробормотал:

— Что-то я не помню никаких стенаний.

— Вздор! Вы, храбрые воины, вечно скромничаете. Прогнал его, именно так, прогнал его подыхать! — все повторяла Анна, но лицо ее кривилось в хитрой усмешке. Я выставил обе ладони вперед, желая сменить тему, и спросил:

— А ваша нога, как она?

— Служить может, — ответила Анна. — Опираться, конечно, больно. К утру распухнет.

— Надо возвращаться на «Кормаран», — встрял Павлос. — Капитан в ярости, правда, мне кажется, эта его ярость лишь прикрывает тревогу. Однако…

— Я не пойду назад, пока светит солнце, — бросила Анна.

— Но, ваше высочество…

— Не пойду, я сказала!

— Пресвятая Богородица! Пойдемте, ваше высочество… вы должны вернуться…

— Я останусь здесь, — повторила Анна, топнув ногой по траве, и мне даже показалось, что она вросла в землю.

— Я побуду с ней, а ты предупреди де Монтальяка, — предложил я Павлосу. — До корабля не так уж далеко. — Я бросил Анне предупреждающий взгляд, а она упрямо нахмурилась. — Если все будет в порядке, мы вернемся с наступлением ночи по твоему сигналу.

— Ты его здорово ранил, Петрок? — спросил Павлос, обернувшись ко мне. Я пожал плечами, чувствуя себя неважно, и ответил: